В клетке. Вирус. Напролом

– Ничего не знаю ни о том ни о другом, – ответила Ванн.

– Крис?

– Ничегошеньки.

Тони кивнул:

– Язык программирования назвали в честь ученого-лингвиста Хомского, потому что он создавался для общения с глубинными структурами мозга. Получился эдакий «глубинный язык» – почти каламбур. Прелесть этого языка в том, что он поразительно гибкий. Если его выучить, по-настоящему выучить, можно найти всевозможные пути для решения любой проблемы и любой задачи. Это крайне важно для нейронных сетей. Они должны быть гибкими, ведь каждый мозг уникален. Поэтому и язык, на котором вы пишете к ним программы, должен быть не менее гибким. Вы еще следите за моей мыслью?

– Как-то все очень таинственно, – заметил я.

– Этого я и добивался, – сообщил Тони. – Язык Хомского должен быть таинственным, потому что он создавался для прямой связи с мозгом. Но есть и оборотная сторона. Поскольку язык Хомского позволяет найти множество решений одной и той же конкретной проблемы, программисты, свободно пишущие на нем, в конце концов развивают свой собственный, ни на кого не похожий почерк. Если потратить действительно много времени для изучения кода, в конце концов можно сказать, кто его написал.

– Как определить писателя по нескольким строчкам?

– Да, точно, – подтвердил Тони. – У одного сплошь описания, а у другого одни диалоги. Здесь то же самое. Как и у писателей, среди программистов есть хорошие, есть средние, а есть бездарные. И если ты уже видел их программы раньше, то сможешь определить авторство по первой же строчке.

Тони показал на экран с кодом:

– Это код из мозга Бренды Риз, он является модификацией последней доработанной версии, со всеми исправлениями, для «Овидия 6.4». – Он вывел на экран еще несколько строчек. – А это код программы в голове Джонни Сани. Сходство полное. Их писал один и тот же человек.

На экране появилась третья колонка.

– Этот код Хаббард написал в то время, когда еще выпускал патчи и обновления в «Хаббард текнолоджиз». Поверьте мне на слово: если прогнать все эти три кода через какой-нибудь семантический или грамматический анализатор, настроенный под язык Хомского, зеленые огни загорятся по всей панели. Все они написаны одним и тем же человеком – Лукасом Хаббардом.

– Мы можем использовать это в суде? – спросила Ванн.

– Об этом вам надо спросить у адвоката, – сказал Тони. – Но что касается меня, то я могу заявить под присягой: да, черт возьми, все это писал один парень.

– Этого хватит? – спросил я у Ванн.

– Чтобы засудить его? – уточнила она, я кивнул. – За что?

– За убийство Бренды Риз – раз. И за убийство Джонни Сани – два.

– Но мы же считаем, что не он убил Риз, а Шварц, – возразила Ванн. – И мы по-прежнему не можем внятно объяснить, что связывало его и Сани.

– Да бросьте вы, Ванн, – возмутился я. – Мы же оба знаем, что это он.

– Если мы пойдем в суд с тем, чем сейчас располагаем, юристы Хаббарда, начиная с того же Шварца, размажут нас по стенке, – сказала она. – Я знаю, Шейн, вам эта работа не так уж и нужна, а мне нужна. Поэтому – да, это Хаббард. Так давайте сделаем абсолютно все, что в наших силах, чтобы прижать его. – Она повернулась к Тони. – Что у вас еще?

– Есть парочка моментов. Первый касается кода Риз.

– Что с ним? – спросила Ванн.

– Он не обходит ее долговременную память. Либо Хаббард не смог найти способ, как это осуществить, что вполне возможно, так как расположение нейронной сети принципиально другое, либо он решил не тратить на это время, потому что…

– Потому что не собирался оставлять ее в живых, после того как он или Шварц ее используют, – договорил за него я.

– Ну да. Теперь вы знаете, почему она таскала с собой гранату.

– Значит, она была в курсе все это время, – сказала Ванн. – Все осознавала в полной мере, просто не могла остановить свое тело.

– Да, и у нее не было никакой возможности выгнать клиента из своей головы, – добавил Тони.

– Твою ж мать, – прошептала Ванн и на секунду отвернулась.

Тони озадаченно посмотрел на меня. «Позже», – проговорил я одними губами, потом спросил у Ванн:

– С вами все в порядке?

– Если мы все-таки выкатим тело Хаббарда, после того как все это закончится, следите за мной очень внимательно, – сказала она. – Иначе я не удержусь и пну этого мудака по яйцам.

– Обещаю, – ухмыльнувшись во весь рот, ответил я.

Она повернулась к Тони:

– Вы говорили о двух моментах.

– Когда я выяснил, как именно Хаббард проник в мозг Риз, я решил еще раз посмотреть на мозг Сани, чтобы понять, что я пропустил вначале, когда не знал всего. И обнаружил вот это. – Он очень быстро прокрутил код на экране, пока не остановился на каком-то довольно большом блоке.

– Что это? – спросил я.

– Я сам сначала не въехал. Подумал, бессмыслица какая-то. А потом понял: этот блок программы преобразует часть нейронной сети в антенну.

– Во что? – удивленно спросила Ванн.

– Ладно, пусть в передатчик. Он передает сигнал данных интегратора, но не в сеть. Он сам прикидывается сетью.

– А это обязательно должен быть сигнал данных интегратора? – спросила Ванн.

– Что вы хотите этим… – Тони вдруг запнулся, а когда до него дошло, не смог сдержать стон.