– Я хочу прижать сукина сына, – сказал я. – Прижать их обоих – и Хаббарда, и Шварца.
– То есть вы хотите арестовать их, – подчеркнула Ванн.
– Да, но не прямо сейчас.
– Объяснитесь.
Вместо ответа я улыбнулся ей и посмотрел на Тони:
– Код Хаббарда.
– И что? – спросил тот.
– Сможешь пропатчить его?
– То есть закрыть дыру в интерполяторе?
– Да.
– Легко, – сказал Тони. – Теперь, когда я все знаю, залатаю без проблем.
– А сможешь сделать немножко больше? – спросил я.
– А ты заплатишь мне немножко больше?
– Да, Тони, – ухмыльнулся я. – Оплата включена.
– Тогда я весь твой. Хаббард, конечно, крут, но и я не пальцем деланный.
– Что вы задумали? – спросила у меня Ванн.
– До сих пор мы во всем на шаг отставали от Хаббарда.
– Точное наблюдение, – похвалила Ванн. – А теперь попытаемся его опередить?
– Это и не нужно. Главное – прибыть к финалу в одно время с ним.
– И как же вы намерены это сделать?
– Ну, как сказала бы наша общая подруга Тринх, это потребует от вас немного вашей фирменной расхлябанности.
Глава 22
В четверть двенадцатого я позвонил Клаху Редхаусу и попросил о встрече с ним, его боссом, спикером и президентом Нации навахо, чтобы рассказать о ходе расследования по делу Джонни Сани и Брюса Скоу. Встреча произошла в полдень.
Мой отчет их не порадовал. Не из-за качества моей работы – ее никто не обсуждал, – а из-за того, как страшно и жестоко обошлись с двумя навахо.
– Вы работаете над этим, – скорее не спрашивая, а утверждая, сказал президент Бесенти.
– Да, – ответил я. – Виновных в этом преступлении ждет правосудие. Даю вам слово.
– Что дальше? – спросил Бесенти.
– Вчера вы сказали, что я могу обратиться к вам, если понадобится помощь.
– Да.
– Вы имели в виду только помощь в расследовании или в более широком смысле?
– О чем это вы? – с подозрением глядя на меня, спросил Бесенти.
– Есть правосудие, а есть нож под ребра. Правосудие последует, несмотря ни на что. Как я уже сказал, в этом я даю вам слово. А вот нож под ребра может принести Нации навахо дополнительную выгоду.
Бесенти посмотрел на спикера, на капитана полиции и снова на меня.
– Выкладывайте, – сказал он.
Во время рассказа я взглянул на Редхауса. Тот улыбался.
В половине второго я был в доме родителей и пришел к отцу в «зал трофеев». Отец сидел в банном халате и держал в бессильно висящей длинной руке стакан с виски.
– Пап, как ты?
– Превосходно, – улыбнулся он. – Прошлой ночью кто-то вломился в мой дом, чтобы убить моего ребенка, я застрелил его из дробовика и теперь прячусь в своем «зале трофеев», потому что это единственное место в нашем доме, которое фотографы не могут заснять снаружи. В общем, лучше не бывает.
– Что полицейские сказали о стрельбе?
– Утром приходил шериф и уверял меня, что, насколько они в курсе, стрельба полностью оправданна, никаких обвинений не выдвинуто и уже сегодня после полудня мне вернут дробовик.
– Приятно слышать.
– Я тоже так ответил, – заметил папа. – Еще они сказали, что утром тело забрало ФБР. Ты имеешь к этому отношение?
– Да. Если кто-нибудь будет спрашивать, говори, что из-за твоего выдвижения в сенат понадобилось выяснить, был ли нападавший как-то связан с террористическими группами, поэтому тело забрали в ФБР.
– Но ведь на самом деле причина не в этом.
– Пап, я тебе расскажу, но сначала ответь: ты действительно хочешь это знать?
– Господи, Крис, вчера ночью кто-то пытался убить тебя в нашем доме. Если ты не скажешь почему, я сам тебя задушу.
Так я и рассказал папе все, вплоть до своего последнего визита в Нацию навахо этим утром.
После того как я закончил, папа сначала молчал, потом допил виски и, сказав, что ему нужно налить еще, вышел в оружейную. А когда вернулся, виски в стакане было существенно больше, чем на стандартных два пальца.
– Пап, ты все-таки поаккуратнее, – заволновался я.
– Крис, скажи спасибо, что я не принес целую бутылку с соломинкой, как хотел, – сказал он и отхлебнул. – Подумать только, этот мерзавец всего три дня назад приходил в мой дом, в эту самую комнату. Весь такой дружелюбный, прямо свой в доску.
– Честно говоря, три дня назад он еще не собирался меня убивать. Эта мысль пришла к нему позже.
Папа аж поперхнулся, и я хлопал его по спине, пока не прошел кашель.
– Все в порядке? – спросил я.
– В порядке, в порядке, – отмахнулся он, поставил стакан на стол и посмотрел на меня.
– Что? – спросил я.
– Скажи, как мне поступить.
– В смысле?
– Этот сукин сын пытался убить тебя! – с карикатурной выспренностью выкрикнул папа. – Мое единственное дитя. Мою плоть и кровь! Скажи, как мне поступить. Велишь пристрелить, я пойду и пристрелю его. Прямо сейчас.
– Пожалуйста, не надо, – попросил я.
– Зарежу. Утоплю. Перееду грузовиком.
– Да, искушение велико. Но, в общем-то, все идеи так себе.
– Тогда скажи мне, – не унимался он. – Скажи, что я могу сделать.
– Прежде чем я скажу, позволь спросить. Что с сенатом?