Дмитрий, не слушая её и не обращая внимания на двойную сплошную линию разметки, направил автомобиль на разворот и вклинился в плотный поток встречных машин.
У Бориса откуда-то взялся револьвер. Откуда? Кто-то привёз его ему. А кто это мог сделать? Теоретически – кто угодно. А практически? А практически это могла сделать Бояркина. Взять хотя бы её сегодняшние угрозы и нелепейшие обвинения в убийстве Бронова. К тому же она нашла Бориса.
Вот и выходит, что если заказ и был, то заказчицей, без сомнения, является ни кто иной, как Бояркина. Ухватить сейчас Бориса за задницу и сдать ментам. А Боря сдаст Бояркину. И пускай-ка посидит в тюряге, заказчица вшивая. Надо же, уже и до заказчицы доросла, жизнями распоряжается, бизнес-бледи!
Мерзко на душе стало у Дмитрия. Так мерзко, как давно уже не было. А ведь чудесно с ней было когда-то! Не столь экстремально, как с Ларисой, но страсть – была, чувство – было, душевность – была. Это уже потом…
– Чего загрустил, милый? – участливо заглянула ему в лицо Лариса. – Обложили со всех сторон – из-за этого? Но, может, прорвёмся? Я вот сильно и не переживаю. Напереживалась сегодня, а теперь не переживаю ничуть. Димка, скажи честно, ты поехал обратно, чтобы повторить наш аллюрчик?
***
Борис лежал на кровати, когда до него донеслись какие-то неясные звуки. Дмитрий и Лариса зачем-то вернулись? Забыли чего, что ли? И всё-таки надо выглянуть. Постанывая, он добрался до окна и бросил взгляд на участок.
И увидел парня в удлинённой кожаной куртке, который в эту минуту что-то говорил кому-то, находящемуся справа от него и невидимому из-за теплицы. В такую-то жару – в куртке? В следующее мгновение Борису всё стало понятно: он заметил дуло автомата.
Превозмогая боль, Борис заспешил к лестнице, ведущей на чердак. Забраться наверх, отыскать револьвер и попытаться защитить себя! Его заклинило в руках Ларисы, однако… Заклинило или не заклинило, но что-то делать необходимо. Жизненно необходимо!
Постанывая и скрипя зубами, Борис лез на чердак. И он совершил-таки труднейшее, пожалуй, в своей жизни восхождение. И револьвер нашёлся довольно скоро. Теперь попробовать что-то сделать!
Спустя минуту он уже знал, что оружие способно производить выстрелы, а следовательно, убивать врагов. Появилась надежда. По крайней мере, живым он не дастся. А если и умрёт, то кого-то прихватит с собою на тот свет. Убийц не меньше двух. Хорошо, если только двое их, а не больше.
Однако где же они? Борис в отчаянии глянул в сторону окна. Оттуда можно было бы и наблюдение вести, и стрелять. Но весь чердак настолько завален хламом, что, даже будучи двуногим, подобраться к окну непросто. А в его-то состоянии и подавно. Однако – надо. И снова – боль, приглушённые стоны и тихие ругательства.
Парень в куртке и с автоматом по-прежнему стоял возле крыльца. Только теперь оружие он уже не прятал, держал под прицелом хозблок. И смотрел, казалось, прямо в глаза Борису. Борис невольно отпрянул назад, в сумрак чердака, но скоро овладел собой и, укрываясь за остатками разбитого Ларисой стекла, принялся высматривать остальных.
Дверь в дом отворена настежь, и можно предположить, что тот (или те), кто пришёл с автоматчиком, находятся в доме. Ушибленный Пал Палыч не помнит, где оставил Бориса, или, правильнее сказать, Николая? Лично руководит операцией Пал Палыч или послал людей, а сам зализывает раны? Кого он прислал разделаться с неугодным подчинённым? Все ли они незнакомы ему, Николаю? Эти и масса других вопросов бились в голове Николая-Бориса, в которую готовился стрелять бандит с автоматом.
Из дома вышли двое вооружённых пистолетами с глушителями людей, высокий с усами скобкой и плотный блондин с розовыми щеками. Если их трое, то настоящий момент – самый подходящий.
Однако теплилась в душе надежда, что они уйдут. Направятся не к хозблоку, а к калитке. И исчезнут, как сон. Борис-Николай промедлил, и вскоре ему пришлось пожалеть об этом, ибо бандиты, конечно же, не сочли возможным удалиться, не обследовав все имеющиеся на участке строения.
Причём действовать стали быстро и слаженно. Автоматчик вдруг произвёл несколько шагов влево и укрылся за поленницей дров, а розовощёкий с неожиданной для его комплекции резвостью бросился бежать к хозблоку. И только усатый остался стоять на крыльце.
В него и выстрелил Николай-Борис. Усатый упал. В эту же секунду загромыхал автомат Калашникова, насквозь прошивая изготовленные из досок стенки чердака. Одна пуля задела правую руку Николая, а ещё одна больно вцепилась в раненную Пал Палычем ногу. Револьвер из руки выпал. Николай опустился на пол и левой рукой отыскал выпавшее оружие. Двое против трёх. Двое врагов и три раны на его теле – такая вот арифметика.
Он пополз к люку, надеясь опередить розовощёкого блондина. Взять под прицел дверь и дождаться, пока тот сунется вовнутрь. Выпустить ему кровушку-то, и пропадёт, глядишь, румянец. Навсегда, к тому же. А автоматчик? Ладно, сначала – этот, а потом… Дожить ещё надо до «потом».