А племени в последнее время действительно не везло. Все началось с того, что прошлой осенью на охоте шерстистый носорог насмерть затоптал старого вождя, который, по случайному совпадению, был отцом Гуга, Мары и Дары.
Пока был жив старый Харг, о «приносящих несчастье» предпочитали помалкивать, ибо вождь сам по себе был удачлив и имел немало сторонников среди охотников. Также он никогда не мешкал, когда нужно было пустить в ход тяжелые кулаки или оттаскать за волосы особо злоязыкую женщину. Ну а после его смерти, как водится, все недовольные им воспрянули духом и принялись вымещать зло на детях, говоря им то, что при жизни никогда не осмелились бы сказать отцу. Лично Гуга мало кто задевал, кроме нового вождя. Охотники по большей части были вне критики. Доставалось в основном его сестрам. Тем более, что отцовские лидерские задатки в нем явственно проглядывали, и некоторые из его ровесников уже поговаривали, что едва Гуг наберется достаточно опыта, чтобы вести большую охоту, племени снова надо будет сменить вождя. А то этот неумеха Гом быстро загонит всех в могилу.
И действительно, если зиму как-то удалось прожить на запасах, сделанных еще при старом Харге, то весной неудачи во время охоты пошли одна за другой. Добычи было мало, а охотники платили за нее тяжелыми травмами, а то и жизнями. За небольшой период погибло двое охотников, а один был искалечен. Еще четверо находились в состоянии «временной нетрудоспособности», и сейчас за ними ухаживала Мудрая Женщина. Искалеченный же охотник не обладал никакими особыми талантами и превратился просто в лишний рот.
От голода народ Гуга спасали лишь грибы и дикие травы с кореньями, которые собирали в степи женщины. Ну и рыба, кое-как наловленная в Нагаре плетеными вершами.
А тут еще Мара родила своих первых детей: тоже девочек, тоже двойню, и тоже рыжих. После этого разговоры о «приносящих несчастье» начались с новой силой. Ну и в результате, после того, как табун диких лошадей вырвался из засады, затоптав участвовавших в загоне двоих молодых парней, терпение у вождя лопнуло. Куда это годится – еще двое молодых охотников будут вынужденно бездействовать луну, а то и две. Добытчиков в племени становилось все меньше, а голодных нахлебников – все больше. Нужно было принимать меры. И они были приняты в меру понимания тогдашними людьми сложившихся обычаев.
– У нас и так достаточно женщин, – безапелляционно заявил Гом, вернувшись с охоты в весьма дурном расположении духа. – Ты уже встала на ноги после родов, – сказал он Маре, – так что уходи от нас. И забирай с собой свою сестру и свои рыжие отродья.
Всякие разговоры после приговора вождя были бессмысленны. В полной тишине Мара и Дара собрали свои вещи в мешки, взяли на руки завернутых в мягкие шкуры младенцев, и вышли из продымленной пещеры на свежий воздух.
Мужчина Мары сделал вид, что происходящее его абсолютно не касается, а вот Гуг не колебался ни одной минуты. Схватив свое копье и еще не развязанный мешок с охотничьим инвентарем, он вышел из пещеры вслед за сестрами. Даже Гом не стал останавливать его, ибо каждый вправе сам выбрать свою смерть. Без его помощи и защиты Мара и Дара не дожили бы и до следующего утра. Очевидно было лишь одно – дорога назад, к очагу предков, для всех троих отрезана навсегда.
Они даже не знали, в какую сторону идти. Посовещавшись, изгнанники двинулись вниз по течению Нагары к тому месту, где она сливается с Великой рекой. В тундростепи ранним летом невозможно умереть с голода, особенно если постоянно передвигаться. Женщины по дороге собирали грибы и ягоды, выкапывали съедобные корни, а Гуг пытался охотиться, впрочем, не всегда удачно.
Лишь однажды ему удалось камнем убить сидевшую на яйцах крупную дрофу. Ну а дичь, считавшаяся настоящей добычей, была не для одинокого охотника. Даже если ему будут помогать две женщины. Так что они не голодали, но пища была довольно однообразной.
Ночевали они под открытым небом у костра, собирая в качестве топлива выброшенное на берег прошлым половодьем сухое дерево. Огонь разводили при помощи кремня и имевшегося у запасливого Гуга огненного камня – пирита. Утрата этой небольшой вещицы означала бы для этих людей настоящую катастрофу.
Так прошла неделя, за которую они почти достигли до устья Нагары, и, если бы они поднялись на холм, то с его вершины увидели бы серую полоску Великой реки.