Картина, открывшаяся с высоты, больше всего была похожа на ожившую диораму в музее природы, и, безусловно, это здорово впечатляло. Местных, одетых в куртки и штаны коротким мехом наружу, было трое. Один из них неподвижно лежал лицом вверх, рядом с убитым бычком – то ли тяжелораненый, то ли уже мертвый. Еще двое, издали смахивающие на истощенных до последней степени подростков, то ли камнями, то ли просто комьями земли, пытались отбиться от наседающей стаи крупных шакалов. Никакого другого оружия, кроме собственных рук, при них не было, а шакалы были голодные и настойчивые. Копье же, которым был убит бычок, похоже, принадлежало лежащему охотнику, и внешне больше походило на оглоблю. Оно подошло бы разве что Илье Муромцу – как налево махнешь – улица, а направо – переулочек.
– Ну, командир, – спросил Антон Игоревич, снимая СКС с предохранителя, – поможем нашим?
– А которые тут наши? – ехидно спросил бывший прапорщик, тем не менее вгоняя в приемник «Сайги» магазин патроны, снаряженные картечью.
– Ну, уж точно не шакалы, – сказал геолог, вскидывая карабин к плечу.
– Это верно, – подтвердил мужчина, передергивая затвор, – шакалы у меня никогда в своих не ходили. Но помни, нам надо их отогнать, а не перестрелять. Береги патроны.
– Понял, командир, – сказал бородач, беря на прицел вожака, – давай, на раз-два.
Ни нападающие, ни обороняющиеся не заметили появления на вершине холма новых действующих лиц, одетых в пятнистый лесной камуфляж. Им было просто не до того. Одни отчаянно пытались спасти свою жизнь, а другие кружили вкруг своей добычи, стремясь добраться до пока еще живого мяса.
Поэтому сухой выстрел СКС и гулкий грохот «Сайги» прозвучали буквально как гром с ясного неба. Крупный рыжеватый вожак взметнулся вверх в прыжке, и, обливаясь кровью, с воем рухнул на землю, получив пулю в грудь из карабина. Следом по его стае ударил град картечи, и шакалы заметались из стороны в сторону, воя и скуля от боли и обиды. Свистнувшие следом за выстрелами арбалетные стрелы были почти незаметны для всех, кроме двух шакалов на краю стаи. Один из них рухнул на траву с пробитой шеей, а другой забился на земле с выпущенными из распоротого брюха кишками. Фирма, которая произвела в XXI веке четырехлезвийные, острые как бритва, наконечники из легированной стали для арбалетных стрел на крупную и среднюю дичь, гарантировала жертве «обширные раны, обильную кровопотерю и быструю, относительно безболезненную, смерть».
От всего увиденного местные застыли, а шакалы разом попятились. И дело было не только в двуногих, умеющих убивать на расстоянии, что само по себе было непонятно, а значит, опасно. Поражало то, что вместе с двуногими были и два зверя из их псовой породы. И если скалящий зубы кобель был лишь немного крупнее их покойного вожака, то огромная рыжая мохнатая сука больше походила на небольшого медведя, чем на представителя собачьего вида. Вставшая на огромном загривке шерсть и оскаленные желтоватые клыки показывали, как эта рыжая леди любит своих двоюродных родственников.
Встречаясь с превосходящей силой, шакалы, если они, конечно, не бешеные, стремятся отступить, поджав хвост, и как можно быстрее оказаться где-нибудь подальше. Увидев бесславную картину гибели нескольких своих собратьев, эта шакалья стая так и сделала. И лишь настороженное рычание Зары и Шамиля подсказывало путешественником, что шакалы никуда не ушли, а лишь отступили на какое-то расстояние, оставив поблизости наблюдателей.
Приближаясь к двум остолбеневшим местным, Андрей Викторович увидел, что он ошибся. Пожалуй, это были даже не мальчики-подростки, а девицы, о чем говорили вполне характерные выпуклости, видные через расшнурованные до пупа вырезы курток. Обе были похожи друг на друга как две капли воды, и весьма миловидны, несмотря на экзотическую внешность и многослойную грязь. Близнецы были рыжие, со слабо вьющимися волосами, слипшимися сейчас в колтуны, с цветом кожи таким белым, какой бывает у хорошо выделанной финской бумаги, с большими широко раскрытыми серыми глазами, и в то же время носящими на себе отпечаток австралоидной расы, о чем говорили их развитые скулы и широкие носы с плоским переносьем.
Определить возраст этой парочки на глаз было довольно затруднительно. Мужчина решил, что им где-то от тринадцати до шестнадцати, что в эти времена считалось возрастом вполне взрослой женщины. Пара тихо попискивающих свертков рядом с телом мужчины говорила о том, что так оно и есть. Или одна, или обе местных дамы уже успели обзавестись потомством.
Раненый охотник, крепкий сильный юноша, у которого только-только начала расти рыжеватая борода, был пока жив, но, по мнению бывшего военного, имеющего большой опыт в самых различных ранах, находился в очень тяжелом состоянии. Если не оказать ему помощь, он скоро умрет. Если оказать, то появится шанс выжить. В любом случае эти трое, а если считать младенцев, то и пятеро, оставшись на этом месте, будут обречены.
О том же подумал и Антон Игоревич.