В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов

В годы войны я написал «Нашествие». Послал в Комитет ис­кусств. Жду. Некто уговорил меня почитать пьесу в ВТО. Как ее громили Александр Лейтес и еще два критика! Я растерялся. Как-то сижу дома. Голодно. Денег нет. Семья в эвакуации. Я только недав­но вернулся из Чистополя. В ЦДЛ нам выдавали немного продуктов и бутылку водки. Зашел товарищ. На столе у нас 2 кусочка хлеба, луковица и неполная бутылка водки. Вдруг звонок. Поскребышеву «Как живете?» — «Живу». — «Пьесу написали?» — «Написал. Отпра­вил. Не знаю, читали ли?» — «Читали, читали. Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин». Тот включился без перерыва и сказал: «Здравствуйте, товарищ Леонов. Хорошую пьесу написали. Хорошую. Собираетесь ставить ее на театре?» Ну и, после всего этого, вы пони­маете, что когда Поликарпов предложил мне написать «Слово о пер­вом депутате», я не мог не согласиться. А ведь как со мной говорили другие? Как-то я сказал одному из руководящих: «Я же хороший ста­нок... зачем же бить молотком?».

Вернулись к обсуждению писем Горького. Я прочел ему письмо Горького Берии.

— Боже мой... Боже мой.

Прочел письма Горького к Ягоде.

— Знаете, — сказал Л.М., — когда-то эти письма будут напечата­ны. Уничтожить их нельзя.

— А мы ничего не уничтожаем. Не напечатать — еще не значит уничтожить.

— На любое наше решение надо просить санкцию.

— Л.М. да ведь это только люди незнающие думают, что редколлегии что-то по своей воле не включили, забыли. Я работал в первом послевоенном издании Горького. Теперь некоторые «умники» критикуют его за то, что где-то купюры сделаны. Обман читателя, так как эти люди хорошо знают, что от редколлегии тогда эти купюры не зависели.

Прочли письмо Л. Мехлису (январь 1936). Л.М.:

— Почему он с этими вопросами обращался к Мехлису? У меня против публикации нет возражений. Но нужен обстоятельный комментарий с объяснением, почему Горький испытывает некоторую растерянность.

Татьяна Михайловна: «Перед смертью Горький был сердит и несправедлив». И ушла, так как Л.М. не дал ей говорить. Л.М. сказал: «Не может простить ему фразы, донесенной до нас Буниным.

В 1914-15 годах Горький сказал европейцам: «Вы представляете, что могут сделать с Европой и ее культурой миллионы вооруженных русских мужиков?»

Возвращаясь к письмам Горького, Л.М. высказал свое мнение, как главный редактор издания:

— Наша позиция должна быть такой. Мы склоняемся к печатанью всего. Вместе с тем, вы должны написать письмо М.А. Суслову, примерно такого содержания: «По общепринятым правилам, в пол­ных академических собраниях сочинений не принято публиковать ма­териалы классиков с изъятиями, купюрами и т.п. Приступая к подго­товке для издания серии "Письма Горького”, главный редактор нахо­дится в затруднении относительно ряда писем, опубликование кото­рых хотя и расширило бы, но изменило бы у читателя установившееся представление о Горьком. Многие из этих писем написаны по раз­ным поводам — от интимных до политических — и известны за грани­цей. Невключение их в собрание сочинений позволит упрекать нас в цензурной отфильтровке материала, таковой при выпуске академи­ческих изданий не подлежащего».

Когда я познакомил Л.М. с мнением Р. Роллана о письмах Горь­кого и порядке их публикации, он сказал:

— Это надо обязательно привести в предисловии.

Чувствуя, что Л.М. устал, я прекратил чтение писем. Сидя за столом один напротив другого, мы погрузились в личный разговор:

— Как вы думаете, чем все-таки привлекало его мое творчество и мой талант?

Я ответил, что творчество привлекало многим. Достав записную книжку, я привел пометки Горького на романе «Барсуки». Он вос­кликнул: «А, они корреспондировали его тогдашним взглядам на Рос­сию, на мужика, на будущее». Я сказал: «Вот и ответ на вопрос. На первую часть его. А вторая часть — Горького не могло не привлекать то, что вы не просто описываете действительность, вы ее психологи­чески анализируете. Для вас важен не факт, а его отражение в психо­логии. Это — высшее искусство, когда “выдумки” реальнее действи­тельности, глубже, содержательнее и реальнее. Это труднее всего давалось Горькому». Л.М. ответил:

— Видимо, ему нравились многие мои находки. Помните, герой бежит по лестнице вверх, на башню, а она уходит в землю, и он не поднимается вверх...