— Я уже не помню... Я и сам придавлен горем. Как странно, что и ваша жена, и моя заболели почти в одно время. И так тяжело. За что им такое? Ведь обе они удивительные женщины! Нам с ними явно повезло, Л.М., что у нас такие жены — обе были красавицами, умны, чисты и честны. И вот такое горе.
— Размеры его я еще не осознал. Вот всю ночь не спал... не знаю, что делать? Пойду сейчас погуляю...
— Походите, Л.М., между деревьями, они дадут вам силу. Будьте здоровы!
28 сентября 1979 г.
Уже полгода я веду борьбу за жизнь Ольги. Можно написать целую книгу только о том, как искал врачей, доставал лекарства, как досталось мне за то, что посмел обращаться «на верха» не по инстанции. Если бы по инстанции, то время уже подписало бы свой приговор. Ее лечение требует неимоверного мужества. Спасибо врачам, прежде всего профессору А.И. Воробьеву. Отныне я никогда не скажу ни одного плохого слова о врачах, я видел настоящих врачей.
Звонит Л.М., надо как-то отвлечь его:
— Л.М., как вы? Смотрите в рукописи?
— Нет, сижу и смотрю в окно.
— Что увидишь ночью?
— С помощью воображения? В рукописи — в них я вряд ли буду вообще смотреть.
— Быть может, вам съездить в Болгарию?
— Да, я звонил Верченко. В конце октября поеду с Наташей...
— Вам бы отдохнуть там.
— Зарев прислал письмо, что рад будет выделить путевку в Дом творчества...
— Алексеев говорил, что вы хотите побеседовать с молодыми писателями?
— Боюсь идти к ним. Скажут, пришел учить нас. Вон я сказал, что муза не терпит водочного духа, кое-кто обиделся. И другие скажут: «Нашелся учитель». А я теперь многое знаю в нашем ремесле.
— А что нового в литературе?
— Мало радующего.
— Что ж, чтобы собирать урожай, надо сеять.
1 октября 1979 г.
Л.М. по телефону:
— Уж так пакостно, уж так гадко мне все эти дни. Начинаю только сейчас понимать, что случилось. Т.М. сделала все как мать, жена, женщина. Я не успел сказать ей что-то очень важное. В воскресенье привез ее в Кунцево. Но начался дождь. Она уговорила меня ехать домой. Проводил ее до ворот, думал: «Завтра получу пропуск, поговорю...» Завтра ждал телефонного разговора с бабой Вангой, а послезавтра Т.М. умерла. Ванга предвидела это, прислав мне только один керамический бокальчик. Это символично. Не один, а два посылают, если благополучно. Теперь хочу увидеть Вангу. Это очень важно. Вы, АИ., относитесь скептически к ней? Вы ее не поймете. У нее ведь до сих пор не зарос родничок. Вы знаете, с какими людьми я встречался. Но встреча с Вангой для меня самая значительная из всех.
— Л.М., пора вам вернуться к роману.
— Нет. У меня настроение отказаться от этой работы. Для нее нужны иные представления о мире и человеке. Книга Бытия имеет много страниц, и на каждой написано свое.
Чтобы работать над романом, нужен покой душевный и заинтересованность — этого у меня нет.
13 октября 1979 г.
Почти ежедневно говорим с Л.М. по телефону. Он собирается в Болгарию. Наташа оформляет документы. Информация Верченко о том, что с болгарами обо всем договорено, оказалась не совсем точной! Я позвонил Христо Дудевскому. Он быстро связался с Джагаровым, тот ничего не знал о приезде Леонова, выразил соболезнование ему и сказал, что Л.М. будет принят по высшему разряду.
С сообщения об этом начали разговор, Л.М. был тронут. Потом снова заговорил о том.
— Мутно живу. Деградирую. Надо изменить обстановку. Как-то передвинуть мебель в душе. Работал на износ. Единственное возмещение труда, потери сил шло от нее. И взамен она никогда ничего не просила. Как она меня берегла! В хорошем смысле слова, это была аристократическая натура. Не раз в наших беседах возникал вопрос — как осуществить это хорошее английское пожелание — «помереть бы вам в один день». Но вот она умерла, а я лежу на диване и смотрю...
Охрип, что-то с голосом.
— Быть может, вам съездить на родину?
— Нет, будет еще тяжелее. Тут я поехал за город и... содрогнулся. Сносят целые поселки. Сносят здания, а ведь их строили наши предки. И мне стыдно могил, откуда на меня глядят вопрошающие глаза прадеда, деда, отца.
— Но ведь многое и восстанавливают?
— Вещи, которые создавались подвигом, могут сохраняться тоже только подвигом. Памятники возникали, как нервные узлы. И как таковые они только и могут сохраняться, существовать.
— Л.М., а как работа?
— Работа? Она никому не нужна. Пусть остается в черновиках. Лет через 30 какой-нибудь литературовед — монах трудолюбивый, найдет мой труд... Не уверяйте меня, что я кому-то нужен.
27 октября 1979 г.
Вечер провел у Леонида Максимовича. После утраты жены он заметно сдал, говорит очень раздраженно, употребляет даже бранные слова...
Вновь задает вопрос: «Чем объясняется постоянное настороженное отношение ко мне партийного руководства?»