Спустившись на нижнюю палубу, я постучал в дверь соседней каюты, чтобы от имени моего соседа Хенри попросить их вести себя потише. Однако, когда дверь открылась, парни втащили меня внутрь и вложили мне в руку стакан, до краев наполненный водкой. Они стали расспрашивать меня, сколько мне лет, женат ли я, и показывали мне фотографии своих жен. Мой русский коллега, 41-летний геолог Дмитрий Бадюков (Дима), отвел меня двумя палубами выше – туда, где разместились руководители экспедиции. Каюты там были более комфортабельными. Доктор Маат вносил очередную запись в свой дневник, подкручивая седеющие усы. В соседней каюте спал крепким сном Антон. В конце коридора располагалась просторная лаборатория, заставленная ящиками с нашим оборудованием. Груз был привязан веревками, чтобы он не скользил во время шторма. Самый дальний конец коридора заканчивался двумя угловыми каютами. Каюта по правому борту принадлежала капитану, а напротив располагался Пётр Боярский – глава нашей экспедиции. В этих каютах было несколько иллюминаторов, из которых можно было смотреть вперед. В каюте Боярского было полно народу. Они сидели в складных креслах и даже на столе. Боярский, невысокий 52-летний мужчина с небольшой аккуратной бородкой и улыбкой на лице, с довольным видом располагался за своим столом. Сотрудничество с русскими – это не просто дружеские рабочие контакты: в любой момент надо быть готовым к тому, что придется выпить за компанию. Совместное застолье сплачивает коллектив и открывает путь к сердцам, которые в обычной обстановке закрыты наглухо. Участникам предлагается по очереди обратиться к присутствующим, что нередко выливается в бесконечные и малопонятные речи. Именно в такие моменты возникает взаимное доверие или, наоборот, неприязнь. Мало кто может позволить себе отказаться от участия, поскольку от этого будет зависеть всё дальнейшее сотрудничество. Хотя выпито немало, Ержи держится молодцом, произнося достойные и доброжелательные речи, что закладывает основу для дружбы и сотрудничества. Это очень важно, поскольку русские не слишком доверяют нам как специалистам и смотрят на наше оборудование с подозрением.
«Русским не нужны компьютеры, они полагаются только на себя», – поднявшись, произнес Боярский, а Юрий Мазуров перевел нам его слова. Боярский не пил, потому что ему не позволяло здоровье. Наши российские коллеги оказались на удивление суеверными или, по крайней мере, глубоко верующими. Многие из них носят маленькие православные крестики. Неожиданно было слышать, как, опрокинув стопку-другую, люди с университетскими дипломами и учеными степенями углубились в разговоры о мерцающих огнях и таинственных явлениях вроде летающих тарелок. Когда я наконец осилил спуск по крутому узкому трапу на нижнюю палубу, я услышал у себя за спиной пение и звук гитары. К Евгению и Константину, которые жили напротив нас с Хенри, зашли матросы Александр (Саша) и Андрей. Увидев меня, парни радостно замахали руками, приглашая войти, и подвинулись, чтобы я мог усесться между ними. Обнимая видавшую виды расстроенную гитару с изношенными струнами, Саша играл русские народные песни, которые как нельзя лучше отвечали моему настроению в тот момент: страстные и порой меланхоличные звуки, неприкрашенные и искренние. При этом он, как Джими Хендрикс, играл на гитаре большим пальцем. Андрей пел о черном вороне, кружащем над долиной, которая станет полем брани и покроется белыми костями. Он протянул нам сигареты и закурил сам. Русские тексты для меня непонятны, даже когда Саша смотрит мне прямо в глаза, чтобы подчеркнуть смысл каждой строчки. Взявшись за руки, Евгений и Константин прыгали по маленькой каюте, размахивая руками. Евгений – он просит называть его Юджином или Юргеном, но все зовут его Женей – стройный молодой человек лет тридцати с бородкой клинышком, как у Ленина. Константин, его молодой помощник, напротив, полноват и всегда держится рядом с начальником. Из ящика под койкой Константин достал сыр и колбасу. Нарезая закуску, он синхронно переводил тексты песен на немецкий. Иногда он пропускал несколько строк, и тогда Саша прерывал пение, и вместе они проясняли смысл: «Когда твоя девушка больна» или «Об Ивановской гавани». В Ивановской гавани девушки такие страшные, что твоя подружка пожалеет тебя, если узнает, что у тебя там кто-то есть.
«Ну что, стало потише?» – спросил я Хенри в 8 часов за завтраком. По его измученному выражению лица я понял, что выспаться ему так и не удалось. «Нет, – ответил он. – Они всю ночь орали, горланили песни и хлопали дверьми».