В ледовитое море. Поиски следов Баренца на Новой Земле в российcко-голландских экспедициях с 1991 по 2000 годы

Те два дня, что мы провели в Архангельске, наша команда бродила по его безлюдным улицам в полевой одежде, как клоуны. Центр города – это просторная площадь перед белым высотным зданием в советском (постсталинском) стиле. Рядом у реки – тихий бульвар и широкий пляж с пустой детской площадкой и сломанной каруселью. Возможно, до крушения коммунизма жизнь здесь била ключом. Я смотрел, как Ержи плещется в ледяной воде. Потом я сел на трамвай, идущий в Соломбалу, и, пройдя по засыпанным опавшими листьями улицам мимо старых деревянных домов и редеющих деревьев, вернулся на набережную. Воздух был наполнен ностальгическим запахом прелой листвы. Наступала осень, и скоро за ней следом придет северная зима. Наши шансы добраться до Ледяной Гавани выше всего в конце лета, когда атлантические штормы очищают Баренцево море ото льда. В доках я заметил Джорджа Маата. Он записывал свои впечатления на диктофон, подаренный ему Антоном ван Мюнстером. В фильме Антона рассказ о нашей экспедиции будет как бы от лица Джорджа и Ержи. «Доктор Маат, вы уже выбрали, кого бы вам хотелось прооперировать?» – спросил я его. Он стоял, положив руки на перила. «Попадаются интересные особи, но, чтобы сказать наверняка, нужно вначале произвести вскрытие». [39]

18 августа 1995 года, пятница

К нашему облегчению, экспедиционное оборудование прибыло в аэропорт Архангельска, но дело застопорилось на его таможенной очистке. Уж не знаю, то ли это порядки, принятые в новой России, или наследие России советской, но только, как в дурном шпионском фильме, нам пришлось пустить в дело наши «переговорные ресурсы».

«У вас есть документы из Министерства культуры, Посольства Нидерландов и ФСБ, но вы еще не получили разрешения от меня…» Таможенный офицер откинулся на спинку кресла и перестал обращать на нас внимание. Он сделал знак подчиненному и, когда тот подошел, принялся обсуждать с ним какие-то не относящиеся к делу вопросы.

Погрузка припасов на палубу «Ивана Киреева». 16 августа 1995 года

– Нам очень нужно получить от вас разрешение. Именно поэтому мы пришли к вам на прием, – просительным тоном начал Ержи.

– Он хочет денег, – прошептал Юрий Мазуров, сцепив руки за спиной.

– Сколько? – нетерпеливо спросил Ержи.

– Шесть тысяч.

Ержи отошел в сторонку, переговорил с Басом Кистом и достал деньги из конверта. Таможенник пододвинул кресло к столу и, довольный полученной «подмазкой», осчастливил экспедицию своей подписью, добавив три печати одну за другой. Потом он поднялся, и мы пошли за ним на склад.

Пока нас не было, на «Иване Кирееве» всё пришло в движение. Гудели краны, и погрузка шла полным ходом. Мне пришлось проталкиваться сквозь толпу, чтобы подняться на борт. После вчерашней вечеринки моряки и механики приветствовали нас поднятыми вверх большими пальцами. Отплытие назначили на 11 вечера. Капитан в полной форме стоял на ярко освещенном мостике. До отплытия оставались минуты, когда друзья, родственники, подруги и чиновный люд повалили с корабля. Они спускались по сходням и толпились на набережной. Яркие огни «Ивана Киреева» прогнали темноту. Девушки, взволнованные важностью момента, громко смеялись. С обеих сторон слышались последние напутствия, посылались воздушные поцелуи, руки взлетали вверх в прощальном жесте. Матросы втащили сходни на палубу и с усилием тянули толстые канаты, которыми было пришвартовано судно. Когда «Иван Киреев» отошел от бетонной стенки причала, машина заработала на полную мощность, так что от ее гула задрожала стальная палуба. Машущая толпа на берегу быстро растворилась в ночи. Лицом я чувствовал, как набирает силу холодный ветер. Наш корабль, набирая скорость, шел между темными берегами расширяющейся Двины. Все спешили вниз, чтобы отпраздновать отплытие, но я задержался на палубе чуть дольше. От бескрайнего простора Двинского залива захватывало дух. Всё еще можно было разглядеть тонкую полоску, разделяющую сумрачное небо и море. Виктору, боцману, очевидно, выпало нести вахту первым. Его темный силуэт склонился над стальным пультом управления. Огонек сигареты освещал его беспокойные глаза на бледном, небритом лице. Иногда он окликал меня по-русски, неизменно начиная свою речь с вежливого обращения ко мне по имени, которое он произносил абсолютно безупречно. Мне хотелось еще постоять и посмотреть по сторонам, но пора было идти спать. Это самый волнующий момент в каждом путешествии.