В лесах Пашутовки

Женщина и ребенок садятся ужинать. На столе свекольный борщ, картошка и яблоки. Нет, у Ниночки совсем нет аппетита. Чтобы немного подсластить ей этот страшный день, Наталья Гавриловна достает из буфета банку с медом. Ломоть хлеба с медом — какой же ребенок откажется от такого лакомства?

Ниночка жует и разговаривает со своими куклами. Их у нее две — Маруся и Катя. Маруся чуть больше размером и потому считается старшей сестрой. А еще у Ниночки есть губная гармошка и кукольная двухколесная коляска. Вот только обе эти вещи шумят, а шуметь нельзя. Поэтому гармошку и коляску пришлось на время отдать тете Наташе. Ниночка должна теперь сидеть тихо и не говорить, а шептать. Злые дядьки с черными мешками ходят-бродят вокруг дома.

Только успела подумать о дядьках — и снова стучат в дверь!

— Кто там?

— Это я, Наталка, открывай!

Ну да, это он, Иван Гаврилович, брат хозяйки.

— Погоди!

Наталья Гавриловна делает Ниночке знак спрятаться. Та серьезно кивает и, прихватив с собой ломоть хлеба с медом, снова лезет под кровать. Сейчас там темно, хоть глаз выколи, и совсем нечем себя занять. Девочка тихонько жует сладкий ломоть. Потом облизывает пальцы. Потом делать становится совсем нечего, и, зевнув, Ниночка засыпает.

А за ширмой идет беседа между братом и сестрой. Они живут по соседству, но Иван — пьяница и драчун — никогда не был здесь желанным гостем. Правильней будет сказать, что они недолюбливают друг друга — уж больно несхожи характерами.

— Ну что, были у тебя немцы? — спрашивает Иван.

— Были, — односложно отвечает Наталья Гавриловна.

На столе все та же оставшаяся от ужина еда — борщ, картофель, яблоки. Вдобавок хозяйка наливает брату водки в граненый стакан: чем скорее выпьет, тем раньше уйдет.

— И что делали? Жидов искали?

Не дожидаясь ответа, Иван Гаврилович опрокидывает в себя половину стакана.

— Что тебе сделали евреи, что ты так злобствуешь? — спрашивает Наталья Гавриловна с досадой. — Чем обидели?

Иван Гаврилович посылает вторую половину стакана вслед за первой и выдыхает:

— Эх-ма, хорошо пошла!

И тут вдруг слышится отчаянный крик девочки. Ниночке снится страшный сон — неудивительно после такого дня.

— Осторожно! — кричит она. — Я падаю! Падаю!

Иван Гаврилович отодвигает стакан и поворачивается к сестре:

— Кто это у тебя?

— Никого… — испуганно отвечает Наталья Гавриловна.

Увы, Ниночка кричит снова, и Иван Гаврилович, взяв со стола лампу, отправляется на голос. Его, огромная горбатая тень движется вместе с ним по горнице, и испуганный лепет мечущегося в кошмаре ребенка ведет их — мужчину и его тень — в нужном направлении.

Наталья Гавриловна прячет лицо в ладонях. Наконец из-за ширмы доносится радостный пьяный голос брата:

— A-а! Теперь понятно! Ты прячешь у себя маленькую жидовочку! Дура! Знаешь, что за это бывает? Надо сейчас же сдать ее немцам!

Лампа стоит на полу и светит под кровать, прямо в лицо спящей Ниночке. Но та даже не думает просыпаться. Брат и сестра, стоя на четвереньках, смотрят на маленькую еврейскую девочку.

— Это не твое дело, Иван! — говорит Наталья Гавриловна.

— Нет, мое! — возражает он. — Вывести под корень проклятое семя!

— Девочка ни в чем не виновата!

Наталья Гавриловна берет лампу и возвращается в горницу. За ней топает брат. Они снова садятся за стол, и Иван Гаврилович принимается жрать. Он сжирает целую миску картофеля, подбирает хлебной коркой остатки и встает.

— Дура ты, Наталка. Губишь себя почем зря.

— Девочка не виновата, — упавшим голосом повторяет Наталья Гавриловна.

Иван Гаврилович качает головой:

— Эх-ма, ну и дура! Повесят ведь…

Он вываливается из дома во двор и, скрипя по снегу сапогами, идет к калитке. Наталья Гавриловна запирает за братом дверь и лезет под кровать — вытаскивать Ниночку. Девочка снова что-то бормочет во сне. Женщина снимает с нее ботиночки, платьице. Глаза ребенка плотно закрыты, сон глубок, не разбудишь и криком. Вокруг детской шеи вьется цепочка, на цепочке — ладанка, в ладанке — талисман. Нет, не спасет, не сохранит девочку эта еврейская вещица во время беды. Наталья Гавриловна долго стоит над спящей Ниночкой и смотрит на нее, и крестит, крестит ребенка быстрыми движениями правой руки.

— Смилуйся над нею, Спаситель, смилуйся! Сохрани ребенка от гибели, спаси и сохрани!

Молитва обращена к Иисусу Христу, православному Спасителю. И, возможно, где-то рядом, невидимый Наталье Гавриловне, стоял в изголовье постели Святой Ари — стоял и печально покачивал седой головой.

3

Воскресенье. Как обычно в эти дни, Наталья Гавриловна запирает дом на висячий замок и отправляется в церковь. Сегодня ей есть о чем поразмыслить по дороге.

Нужно безотлагательно переправить ребенка в деревню, к Агриппине Семеновне, родственнице со стороны мужа. Она добрая женщина. Наталья Гавриловна не сомневается, что Агриппина и ее муж не откажутся спрятать у себя Ниночку на короткое время.

Только следует поторопиться: опасность действительно велика. В пьяном виде брат Иван не слишком разбирает, где право, где лево. Но и в трезвом состоянии он ничуть не лучше.