В лесах Сибири. Февраль-июль 2010

Я нисколько не боюсь скуки. Больше всего меня огорчает другое: невозможность разделить красоту прожитых мгновений с родственной душой. Одиночество — это то, что теряют другие, когда их нет рядом с тем, кто его испытывает.

В Париже перед отъездом меня предупреждали, что скука станет моим главным врагом. Что она меня прикончит. Я вежливо слушал. Люди, которые так говорили, вероятно, считали себя интереснейшими личностями, в компании которых никогда не бывает скучно.

«Это правда, что наедине с самим собой я живу своей собственной внутренней сущностью, но она не иссякает», — пишет Руссо в «Прогулках»[7]. Ему знакомо одиночество. По его мнению, отшельник во что бы то ни стало должен оставаться добродетельным и не может позволить себе окунуться в пучину порока. Если он дурно себя ведет, то опыт одиночества станет для него двойным проклятием: во-первых, его собственная безнравственность будет отравлять ему жизнь, а во-вторых, он будет страдать от мысли, что недостоин называться человеком. Не ради других, а ради самого себя отшельник должен вести праведную жизнь. Ведь, погрязнув в грехах, он обречет себя на жалкое существование. По мнению Руссо, одиночество смягчает наше сердце и заставляет нас забыть о причиненном нам зле. Это бальзам на рану недоверия к ближним. «Я предпочитаю бежать от них, чем их ненавидеть», — говорит он о людях в Шестой прогулке.

Отшельнику следует хорошо относиться к тому, что его окружает, и заручиться поддержкой растений, животных и местных духов. Зачем усугублять свое и без того уязвимое положение, настраивая всех и вся против себя? Отшельник воздерживается от любой жестокости по отношению к миру. Святой Франциск Ассизский разговаривает с птицами, Будда гладит бешеного слона, святой Серафим Саровский кормит бурых медведей, а Руссо ищет утешение в собирании трав.

В полдень наблюдаю за начавшимся снегопадом. На кроны кедров ложатся крупные белые хлопья. Внимательно следую взглядом за их движением, стараясь напитаться этим зрелищем. Изматывающее упражнение. И некоторые называют это праздностью!

Вечером все еще идет снег. Перед подобной картиной буддист сказал бы, что в мире все повторяется, христианин — «На все воля Божья!», язычник — «Это знак!», стоик — «Посмотрим, что будет дальше!», нигилист — «Пусть все к чертям занесет снегом!». Что касается меня, я говорю себе: «Нужно наколоть дров, пока дорогу к поленнице полностью не завалило». Затем подкидываю в печь полено и ложусь спать.

17 марта

Вопросы, на которые мне предстоит ответить в течение следующих месяцев:

— Способен ли я вынести самого себя?

— Могу ли я в мои почти тридцать восемь лет измениться?

— Почему я не скучаю по прежней жизни?

Небо не оскудевает, снег продолжает падать. Утро провожу у окна. Жизнь в лесной избушке сводится к выполнению трех действий:

1) наблюдение за внешним миром (обычно ограниченным проемом окна), углубление знаний о нем и записывание происходящего;

2) поддержание соответствующего внутреннего состояния;

3) встречи, разговоры и прием редких гостей либо, наоборот, поиск способов оградить себя от них.

Если бы я хотел покрасоваться, я бы сказал, что эти занятия роднят меня с часовым и превращают мою хижину в дозорный пост на границе с таежным царством. Но на самом деле я работаю консьержем, а хижина моя — каморка швейцара. Нужно не забыть оставить записку «Скоро буду», когда в следующий раз отправлюсь в лес.

К вечеру выглядывает солнце, и снег приобретает стальной оттенок. Белая поверхность озера отливает ртутью. Пытаюсь сфотографировать это явление, но на снимке эффект исчезает. Фотографии бесполезны. Реальность разбивается об экран, становится двухмерной. Экран разрушает материю, сжимает плоть вещей. Люди, помешанные на фотографиях, лишают себя возможности вкусить таинственные эманации жизни. Ни один фотообъектив не сможет передать впечатлений, которые пейзаж оставляет в наших сердцах. Никакая камера не способна запечатлеть состояние души и те невидимые сигналы, которые посылает нам человеческое лицо.

18 марта

Мои запасы продовольствия заканчиваются. Нужно придумать, как ловить рыбу. На Байкале используют простой способ. Горсть живых рачков-бокоплавов, собранных в стоячих водоемах и называемых бормыш, высыпается в прорубь. Рыба, привлеченная прикормом, скапливается поблизости. Остается только забросить снасти.

Но сначала нужно добыть бормыш. Решаю попробовать старинную технику сибирских рыболовов: недалеко от берега, там, где глубина не превышает трех метров, выдалбливаю во льду широкую лунку и опускаю туда охапку кедровых веток. Через несколько дней ветки нужно вытащить и собрать спрятавшихся там рачков. Приманка для рыбы готова.

С юга по-прежнему дует ветер. Снегопад продолжается. Белизна приглушает все звуки. Вокруг стоит редкая тишина, воздух мягкий. Термометр показывает 15 °C ниже ноля.

19 марта

Этой ночью меня разбудил треск льда. Бревна хижины сотрясались от мощных ударов. Вся масса воды восстала и бьется о крышку своего ледяного гроба.