Рыба приобретает более насыщенный вкус, если перед запеканием ее не чистить и не потрошить.
В семь утра золотые лучи касаются моего стола, в два часа дня — изножья кровати, а в шесть вечера солнце скрывается за горными хребтами позади моей хижины.
Насекомые еще не пробудились ото сна.
Именно после пятой рюмки водки труднее всего удержаться от следующей.
Когда работы немного, поневоле обращаешь внимание на каждую мелочь.
Таковы итоги сегодняшнего дня.
Контрольный выстрел весны прозвучит совсем скоро. Лед — это символ времени. Вода пропитала его насквозь, проделав внутри крошечные вертикальные канавки. Он словно изъеден червями. Остается дождаться того дня, когда несокрушимый монолит начнет рассыпаться на части. Эта рыхлая и ломкая поверхность уже не похожа на гигантское вулканическое стекло, твердое как камень.
В сопровождении Айки и Бека я совершаю бесконечные прогулки. Обхожу все окрестные мысы, и птицы кричат мне вслед.
Ловушка, в которую попалось шесть налимов, производит зловещее впечатление. Я понимаю, почему у многих народов обитатели придонных вод ассоциируются с чудовищами. Эта рыба со слегка приплюснутой мордой и скользким зеленовато-бурым телом чем-то напоминает Голлума из «Властелина колец». Даже собаки не осмеливаются подойти поближе. Оставляю себе двух крупных особей, которых убиваю ударом по голове, и отпускаю остальных. Когда освобождаешь живое существо, получаешь огромное удовольствие. Вспоминаю о командоре Шарко, который во время крушения своего корабля у берегов Исландии выпустил из клетки чайку.
Разделываю рыбу на столе у берега, затем жарю ее на чугунной сковородке. Нежное, сочное и сладковатое на вкус филе. Существует множество способов приготовления налима; лучший заключается в том, чтобы предварительно обвалять его в муке, которая замаскирует неприятный запах. Именно так и поступают англичане со всем, что попадает им под руку. До сих пор не могу забыть эту завернутую в промасленную газету рыбу с картошкой фри, которую подают в Брайтоне.
Готовлю суп для щенков, а для себя приберегаю деликатес — жареную печень налима с рюмкой водки.
Питаясь рыбой на протяжении многих недель, я становлюсь другим — более спокойным и медлительным, менее разговорчивым. Моя кожа побледнела, я пахну озером, зрачки глаз увеличились, а сердце бьется медленнее, чем раньше.
Долгая прогулка по Байкалу к мысу Средний Кедровый. В воздухе витает запах влажного дерева. Под влиянием даже не слишком высоких плюсовых температур тайга начинает источать благоухание. Весна только-только вступает в свои права, но высоко в холодном небе уже сияет яркое солнце. Трещины на льду наполнены водой. Некоторые из них слишком широкие — собакам не пройти. Переношу на руках Айку, а затем возвращаюсь за Беком, который жалобно скулит и просит, чтобы мы не бросали его…
На мысе Средний Кедровый есть заброшенное зимовье. Вплоть до распада Советского Союза в 1991 году здесь много лет прятался какой-то человек. То ли диссидент, то ли дезертир, я так и не понял. Когда поблизости появлялись кагэбэшники, он бежал в горы и отсиживался там несколько дней, дожидаясь, пока не минует опасность. До сих пор тут стоит его покосившаяся лачуга с провалившейся крышей. Войдя внутрь, думаю об этом парне. После прихода Ельцина к власти он вернулся в Иркутск и вскоре умер. Я бы хотел с ним встретиться, пригласить к себе. В груде бревен нахожу основание от керосиновой лампы и чашку.
В России лес встречает с распростертыми ветвями всех нуждающихся, он не отказывает в просьбе о предоставлении убежища. В тайгу уходят и преступники, и праведники. Чтобы поймать этих беглецов, лес нужно вырубить. Так лесорубы примут участие в управлении страной, ведь лес — это последний бастион свободы в тоталитарном государстве.
Государство видит все, а в лесу человек незаметен. Государство слышит все, а в лесу царит безмолвие. Государство контролирует все, а лес живет по своим собственным законам. Государству нужны покорность и черствые сердца в привлекательном обличье, в тайге же человеческие тело и душа освобождаются от гнета. Русские знают, что тайга всегда рядом, если что-то пойдет не так. Эта идея заложена в подсознании. Города приходят и уходят, а лес остается. Закрытые предприятия, заброшенные после горбачевской перестройки поселки и города-призраки в Якутии свидетельствуют о том, что тайга начинает возвращать свое. Пройдет еще столетие, и от этих тюрем под открытым небом останутся лишь поросшие лесом руины. Сначала люди покоряют природу и меняют ландшафты, затем происходит обратный процесс.