За прибрежными ивами, стоящими удивительно ровным рядом, обнаруживаю заросшую кустарником дренажную канаву. Двадцать лет назад здесь была проложена тропа, соединяющая лагерь геологов с озером. На высоте семьсот метров находится сам лагерь, все еще указанный на карте: четыре обветшавшие избушки и две ржавые вагонетки, среди которых уже пробивается молодая поросль деревьев. Севернее открывается долина, разделенная на две части каменной грядой. С трудом карабкаюсь по осыпи, заросшей кедровым стлаником. Его ветви вьются по камням, образуя густые, непролазные дебри. Спускаюсь обратно, надеваю снегоступы и снова поднимаюсь, чтобы достичь основания скального гребня. Ровная площадка на высоте около тысячи метров вполне подходит для ночлега. Но начинается гроза, и вся вода с неба обрушивается на нашу террасу из сланца и гранита. Вспышки молнии пугают Айку и Бека. Прячу снаряжение в защищенном от непогоды месте. Собаки свернулись калачиком под березой. Я преклоняюсь перед этими маленькими существами, которые отправляются в горы, довольные жизнью, не имея ни запаса продуктов, ни планов относительно дальнейшего маршрута.
Устилаю камни нарезанным стлаником, а затем в течение трех часов пытаюсь разжечь костер из сырых дров. Несколько страниц из «Племянника Рамо» в конце концов занимаются огнем. Сочинениям Дени Дидро уже приходилось гореть. Из сложенных в кучку кусочков коры, наскоро высушенных моими руками, поднимается слабое пламя. Огонь — бедное животное, израненное грозой. Я помогаю ему расти — веточка за веточкой. Пламя мигает, но постепенно крепнет. Чувствую себя как врач, успешно завершивший реанимацию пациента. Это победа. До посинения дую на огонь, пока он не начинает гореть ровно. Айка и Бек прибегают к костру погреться. Но когда я ставлю палатку, снова начинается дождь. Прячусь под плохо натянутым нейлоновым полотном. В свете сверкающих молний капли сияют, как бриллианты. Палатку шатает, но она не заваливается. Пока вокруг свирепствует буря, я узнаю, что вечерами Дидро любил посидеть в уютном кафе на площади Пале-Рояль. Когда гроза заканчивается и ветер стихает, на небе вновь воцаряются звезды. Собаки отряхиваются от воды. Палатка сохнет быстро. И, главное, угли еще тлеют. Снова разжигаю огонь и забираюсь в спальный мешок, на всякий случай положив у изголовья фальшфейер для защиты от медведей. Черная Айка и белый Бек мирно спят, уткнувшись носами друг в друга и рисуя в сибирской ночи инь и ян.
Солнце уже высоко. Щенки радуются моему пробуждению. Они, наверное, надеются хорошо позавтракать, но у меня ничего не осталось, только немного хлеба. Лучше бы им вернуться домой. Они не хотят и продолжают следовать за мной. Собаки считают человека своим хозяином, наивысшим божеством. Я собираю вещи и начинаю пятичасовое восхождение. Мои четвероногие спутники скулят, оказавшись перед очередным крутым выступом. Затем Айка находит окольный путь и ведет за собой своего неуклюжего братца. Мы добираемся до залежей плотного снега на высоте около тысячи шестисот метров. Айка и Бек, усевшись на каменной глыбе, смотрят на озеро.
На вершине, на высоте в две с лишним тысячи метров, стоит холод тюремного карцера. Передо мной простираются земли заповедника. Горный хребет, протянувшийся параллельно берегу, постепенно сходит на нет. Байкал похож на камею в оправе из гор. За ними раскинулся крупный сероватый массив соснового леса, в котором сверкают осколки озер и голубые нити рек. Климат там более суровый, чем у берегов Байкала. Азиатские лесозаготовительные компании давно положили глаз на эти нетронутые человеком пространства. Китай просто мечтает завладеть здешними запасами древесины и воды. Это стало бы для них второй Маньчжурией, ведь природные богатства первой уже исчерпаны. За всю историю человечества ни один народ не выдерживал длительного соседства с незаселенной территорией, изобилующей ресурсами. Движение людских масс происходит в соответствии с законами гидравлики. В случае если Китай и Сибирь будут функционировать по принципу сообщающихся сосудов, Монголия возьмет на себя роль клапана. А вершина, на которой я стою, превратится в отличный блокпост в этой гипотетической битве за лес. Численный перевес китайцев и их аппетиты, с одной стороны, и боеспособность русских и их ненависть ко всему, что может представлять угрозу для России-матушки, — с другой.
Айка и Бек заснули, спрятав носы.