В лесу

Мы закинули вещи в квартиру Кэсси и пошли прогуляться по пляжу. Я обожаю побережье Сандимаунт. В редкие теплые летние вечера здесь довольно приятно: открыточно голубое небо, девушки в топиках и с покрасневшими от солнца плечами, однако мне почему-то больше нравятся ничем не примечательные, типично ирландские дни, когда ветер швыряет в лицо пригоршни дождя и все вокруг окрашено в пуританские полутона. Серовато-белые облака, серо-зеленое море до горизонта, выбеленные размывы песка с каемкой из поломанных ракушек, изгибы однообразных серебристых волн во время прилива. Кэсси надела серо-зеленые вельветовые брюки и мешковатое красно-коричневое пальто. От ветра у нее покраснел нос. Крупная серьезная девушка в шортах и бейсболке – наверное, американская студентка – бежала впереди по песку. Сверху, по набережной, малолетняя мамаша в спортивном костюме толкала тяжелую детскую коляску с двойней.

– Так что думаешь? – спросил я.

Я, разумеется, говорил о расследовании, но Кэсси захотелось подурачиться – обычно энергии у нее больше, чем у других, а сегодня долго просидела в четырех стенах.

– Нет, вы это слышали? Для девушки спросить парня, о чем он думает, – это не дай боже, сразу же тебя окрестят душнилой, а парень сбежит быстрее собственного визга. Но если тот же вопрос задает па…

– Веди себя хорошо. – Я натянул ей на голову капюшон.

– Помогите! Мои права нарушают! – заорала она. – Вызовите Комиссию по делам равноправия!

Малолетка с коляской сердито посмотрела на нас.

– Ты перевозбудилась, – сказал я, – угомонись – или не получишь мороженого.

Она сбросила капюшон и прошлась по песку колесом. Пальто сползло на плечи. Мое первое впечатление от Кэсси оказалось верным: в детстве она восемь лет занималась гимнастикой, причем успешно. Бросила это дело, потому что надоели соревнования и тренировки, а вот сами движения, их тугую, пружинящую геометрию она любила, и сейчас, спустя пятнадцать лет, ее тело по-прежнему помнило многие из них. Когда я поравнялся с ней, она, запыхавшись, отряхивала ладони от песка.

– Полегчало? – спросил я.

– Еще как. Чего ты там говорил?

– Расследование. Работа. Мертвая девочка.

– А-а, это.

Посерьезневшая Кэсси расправила пальто, и мы двинулись по пляжу, пиная засыпанные песком ракушки.

– Я все думаю, – сказала Кэсси, – какими были Питер Сэведж и Джейми Роуэн?

Она наблюдала за тем, как паром, миниатюрный, словно игрушечный, упорно ползет за горизонт. На лицо ее падали капли теплого дождя, выражение оставалось непроницаемым.

– Почему? – спросил я.

– Сама не знаю. Просто интересно.

Вопрос Кэсси я обдумывал долго. От частого использования воспоминания давно уже стерлись, превратились в поблекшие цветные переводные картинки на стенах моего сознания – вот Джейми ловко и упрямо карабкается на дерево, вот смех Питера доносится из зеленого миража впереди. Моя жизнь изменилась так сильно, что эти двое превратились в детей из надоевшей книжки, в миф о вымершей цивилизации, и мне уже не верилось, что когда-то они действительно существовали и я дружил с ними.

– Что именно? – глупо спросил я наконец. – Характер, внешность? Или еще что-то?

Кэсси пожала плечами:

– Да все.

– Ростом мы все были примерно одинаковые, среднего, наверное. Что бы это ни значило. Худощавые. У Джейми были коротко остриженные светло-русые волосы и вздернутый нос. У Питера волосы каштановые, криво постриженные, так обычно бывает, когда ребенка стрижет мать. Глаза зеленые. Думаю, он вырос бы красавчиком.

– А характеры? – Кэсси взглянула на меня.

Влажный ветер пригладил ей волосы, так что она теперь смахивала на тюленя. Иногда во время прогулок Кэсси берет меня под руку, но сейчас – я это знал – не станет этого делать.

Первый год в интернате я постоянно о них думал. Меня изводила глубокая, опустошающая тоска по дому. Знаю, что в подобной ситуации любой ребенок тоскует, и все же я горевал сильнее, чем обычно бывает. Горе грызло меня неотступно, изнуряющее и засасывающее, как зубная боль. В начале каждого семестра, когда меня вытаскивали из машины, я ревел и отбивался, а родители норовили поскорее уехать. Из-за таких сцен я вполне мог стать объектом травли, это просто напрашивалось, но меня не трогали, обрекая на одиночество, – думаю, все понимали, что хуже мне уже не сделаешь. Да и школа не отличалась какими-то особенно дикими нравами. На самом деле она была даже неплохой – небольшой загородный интернат, где старшеклассники командуют мелюзгой, где действует система поощрений, однако меня, как больше никогда в жизни, тянуло домой.