В лесу

Разумеется, я излишне романтизирую, но уж такой я есть. И не хотелось бы вас обманывать, потому что пускай вечера эти отдавали дымной сладостью жареных каштанов, зато дни были наполнены тяжелым, изматывающим трудом. Официально наш рабочий день начинался в девять, а заканчивался в пять, но на самом деле мы приходили еще до восьми, а вечером нередко уходили после восьми, да еще и брали работу на дом: сверяли протоколы допросов, знакомились со свидетельскими показаниями, составляли отчеты. Ужинать мы садились часов в девять-десять, с рабочими моментами заканчивали ближе к полуночи, а в два ночи пьянели настолько, чтобы только упасть в кровать. У нас завязались тесные и нездоровые отношения с кофеином, и мы перестали думать об усталости. В первую же пятницу, вечером, помощник-новичок по имени Корри сказал: “Ну все, ребята, увидимся в понедельник”, на что все разразились язвительным смехом и принялись хлопать его по спине, а О’Келли серьезно проговорил: “Нет уж, – прости, забыл, как тебя зовут, – увидимся завтра в восемь, и не опаздывай”.

В ту первую пятницу Розалинд Девлин так и не пришла. К пяти я извелся от ожидания и необъяснимой тревоги за девушку и позвонил ей на мобильник. Она не ответила. Я убеждал себя, что Розалинд сейчас помогает родным с подготовкой к похоронам, или присматривает за Джессикой, или плачет у себя в комнате, однако беспокойство не уходило, саднящее и острое, точно камушек в ботинке.

В воскресенье мы с Кэсси и Сэмом отправились на похороны Кэти. Рассказы о том, будто убийцу непреодолимо тянет на могилу жертвы, – миф, и все же ничтожная доля вероятности этого существует, к тому же О’Келли сказал, что попиариться нам не мешало бы. Церковь выстроили в 1970-х, когда для архитектора работать с бетоном значило творчески заявить о себе и когда Нокнари со дня на день готовился вырасти в крупный населенный пункт, поэтому здание получилось огромное, холодное и уродливое, с грубоватыми полуабстрактными изображениями Крестного пути и неровным сводом, от которого отскакивало заунывное эхо. Мы стояли позади, одетые в темное и неброское, и смотрели, как церковь постепенно заполняется – фермеры с кепками в руках, старушки в платках, примодненные подростки с делано непринужденным видом. Перед алтарем белел жуткий позолоченный гробик. Розалинд, ссутулившись, брела по проходу. С одной стороны ее поддерживала Маргарет, а с другой – тетушка Вера. Следом за ними Джонатан с остекленевшим взглядом вел Джессику.

Непрерывными восковыми слезами оплывали свечи, в воздухе висели сырость и аромат вянущих цветов. Меня слегка мутило – я не успел позавтракать, – и вся сцена подернулась дымкой, свойственной воспоминаниям. Не сразу, но я понял, что на то имелись основания: когда-то я каждое воскресенье приходил в эту церковь на богослужение и, возможно, сидел на одной из этих дешевых деревянных скамей во время поминальной службы по Питеру и Джейми. Кэсси тайком дышала на замерзшие руки, пытаясь согреть их.

Священник – совсем молодой и очень торжественный – мучительно пытался выбрать из набора фраз, которые вызубрил в семинарии, подобающие случаю. Сбоку плечом к плечу выстроились бледные девочки в школьной форме. Некоторых я узнал, это были одноклассницы Кэти. В руках они сжимали листочки со словами псалмов. Псалмы подобрали умиротворяющие, но тонкие голоса девочек звучали неуверенно и временами срывались.

– Не бойся, иди за Мной, иди, Я пребуду с тобой…

Мой взгляд перехватила Симона Кэмерон. Она быстро кивнула мне. Ее золотистые глаза покраснели. Один за другим родные вставали и, подойдя к гробу, клали на него погребальные подарки: Маргарет – книгу, Джессика – плюшевую игрушку, похожую на рыжую кошку, Джонатан – карандашный рисунок, который раньше висел у Кэти над кроватью. Розалинд подошла последней. Она положила на гроб связанные шнурками маленькие балетные туфельки, нежно погладила их, склонилась над гробом и заплакала. Ее каштановые кудри рассыпались по бело-золотой крышке. С первого ряда послышался громкий неестественный всхлип.

Небо снаружи было бело-серым, и ветер срывал листья с деревьев перед церковью. Репортеры свешивались через ограду, щелкали фотоаппаратами. Мы отошли в дальний угол и оглядели собравшихся, но, что неудивительно, ничего подозрительного не увидели.

– Вот это толпища, – тихо проговорил Сэм. В церкви он единственный из нас подходил к причастию. – Заснять бы их и потом посмотреть повнимательнее – может, тут есть посторонние.

– Убийцы здесь нет, – Кэсси сунула руки в карманы куртки, – разве что он обязан присутствовать. Он, скорее всего, даже газеты не читает. А если кто-нибудь заговорит с ним об этом деле, он сменит тему.

В дверях церкви показалась Розалинд и заметила нас, когда медленно, прижав к губам платок, спускалась по ступеням, ей помогали родные. Но тут девушка вырвалась и побежала к нам. Ее длинное черное платье развевалось на ветру.