В лесу

Мы выдали ему наши лучшие речи, искренние, заранее обдуманные, но я уже понял, что все бесполезно. Я предпочитаю не вспоминать, что именно я говорил. Одно наверняка – к концу речи я бормотал:

– Сэр, мы же сразу знали, что увязнем. Но мы потихоньку продвигаемся, хоть и медленно. Взять и бросить его сейчас – это неправильно.

– Бросить?! – в ярости переспросил О’Келли. – А я что, сказал, что мы его бросаем? С какой стати бросить-то? Просто масштабы расследования сокращаем.

Никто из нас не ответил. О’Келли откинулся на спинку стула и сцепил пальцы.

– Ребята, – он смягчился, – мы просто слегка сокращаем расходы. Помощники и так уже сделали все, что могли. Сколько человек вам осталось опросить?

Молчание.

– А сколько звонков поступило сегодня на горячую линию?

– Пять, – ответила, подумав, Кэсси, – пока пять.

– Полезные были?

– Вероятнее всего, нет.

– Ну вот видите, – развел руками О’Келли. – Райан, ты сам сказал, что вы увязли. Так и я тебе то же самое говорю: расследования бывают быстрые и медленные, это из медленных, а у нас за это время уже три новых убийства накопилось, в северных районах наркодилеры того и гляди войну развяжут, мне обрывают телефон и спрашивают, куда подевались все оперативники. Ясно вам?

Еще как ясно. Что бы я ни говорил про О’Келли, надо отдать ему должное: большинство начальников сразу же, еще в самом начале, забрали бы это дело у нас с Кэсси. В сущности, Ирландия – большая деревня, обычно с самого начала есть представление о личности преступника, а большая часть времени и усилий уходит не на то, чтобы вычислить его, а чтобы выстроить надежное обвинение. Уже в первые дни, когда стало ясно, что операция “Весталка” – исключение и расследование вызовет громкий общественный резонанс, О’Келли наверняка хотелось вернуть нам тех сопляков, что не поделили такси, а это дело передать Костелло или кому-нибудь еще, кто в Убийствах подольше нашего. Я не считаю себя наивным простачком, но когда О’Келли оставил дело нам, я объяснял это упрямством пополам с уважением – не к нам лично, а к членам его команды. Такая версия мне понравилась, но теперь мне кажется, что причина могла быть иной. Не исключено, что шестое чувство, которым он обзавелся за годы работы в полиции, с самого начала подсказывало ему, что наше расследование обречено.

– Оставьте одного, а то и двоих, – великодушно разрешил О’Келли, – одного на горячей линии, а второго на побегушках. Кого выбираете?

– Суини и О’Гормана, – ответил я. У меня неплохая память на имена, но в тот момент вспомнились только эти двое.

– И давайте-ка по домам, – велел О’Келли, – отдохните в эти выходные. Сходите пивка выпейте, выспитесь. Райан, у тебя глаза как дырки в снегу, когда поссышь в сугроб. С подружками погуляйте или кто у вас там. А в понедельник вернетесь и на свежую голову продолжите.

* * *

В коридоре мы старались не встречаться глазами. Обратно в наш штаб никто из нас не рвался. Кэсси привалилась к стене и принялась ковырять носком ботинка пол.

– В какой-то степени он прав, – наконец сказал Сэм, – мы и сами справимся.

– Сэм, вот не надо, – попросил я, – брось.

– Что? – не понял Сэм. – Что бросить?

Я отвел взгляд.

– Да все понятно, – сказала Кэсси. – Зря нам дали это дело. У нас есть труп, есть орудие убийства, да все есть… Пора бы уже кого-нибудь поймать.

– Вот что, – сказал я, – что делать сейчас, ясно. Лично я найду поблизости паб поприличнее и нажрусь как следует. Кто со мной?

* * *

В конце концов мы осели в “Дойлз” – грохочущая музыка восьмидесятых, столиков мало, так что белые воротнички и студенты толкаются у стойки. В паб, куда ходят полицейские, нас особо не тянуло, там пришлось бы объяснять каждому встречному-поперечному, как продвигается расследование “Весталка”. После третьей кружки, возвращаясь из туалета, я задел какую-то девушку, да так сильно, что содержимое ее бокала выплеснулось на нас обоих. Случилось это по ее вине – она рассмеялась над шуткой своих друзей, попятилась и врезалась в меня, – однако девушка оказалась невероятно милой, тоненькой и изящной, как раз в моем вкусе, а пока мы оба рассыпались в извинениях и оценивали масштабы разрушений, она наградила меня таким проникновенным взглядом, что я купил ей выпить, и мы разговорились.

Ее звали Анна, и она изучала историю искусств в магистратуре. Грива светлых волос наводила на мысли о солнечном пляже, воздушная белая юбочка, а талию я, казалось, мог обхватить ладонями. Я представился профессором литературы из Англии и сказал, что исследую здесь творчество Брэма Стокера. Посасывая края бокала, Анна смеялась моим шуткам, обнажая белые зубки с неправильным прикусом.