– Просто мы с ней очень дружили. Алисия была… ну, она мне почти как сестра была. А потом мы потеряли друг друга. Поэтому я и спросила, как она.
Меня пронзил запоздалый испуг – знай я, что Алисия Роуэн дружила с матерью, я бы и близко к ее дому не подошел.
– По-моему, дела у нее неплохо, – ответил я, – насколько это возможно. А в комнате Джейми она все оставила как раньше.
Моя мать сочувственно цокнула языком. Некоторое время мы мыли посуду молча, тишину нарушало лишь звяканье столовых приборов и любопытный Питер Фалк в телевизоре. За окном две сороки сели на траву в маленьком палисаднике и принялись выискивать пищу, одновременно громко обсуждая что-то.
– Вот раскричались, – машинально бросила мать и вздохнула. – Я, наверное, так и не простила себя за то, что перестала с Алисией общаться. У нее, кроме меня, никого не осталось, а она была такая милая девушка, по-настоящему наивная. Все надеялась, что отец Джейми бросит жену и они с ним заживут одной семьей… Она вышла замуж?
– Нет. Но несчастной она не выглядит. Работает инструктором по йоге.
Мыльная пена в раковине лопалась и оседала. Я взял чайник и долил воды.
– Отчасти мы переехали и поэтому тоже, – сказала мать.
Отвернувшись, она принялась укладывать столовые приборы в ящик.
– Я в глаза им смотреть не могла. Алисии и Анджеле с Джозефом. Мой сын вернулся живой и невредимый, а им пришлось пережить самое ужасное в жизни… Я даже из дома старалась не выходить, чтобы с ними не столкнуться. Знаю, звучит дико, но я себя виноватой чувствовала. Думала, они меня ненавидеть будут за то, что ты нашелся. Что не смогут себя пересилить.
Я оторопел. Наверное, дети эгоцентричны, мне не приходило в голову, что родители переехали не только ради меня.
– Я и не догадывался. Вел себя как маленький эгоист.
– Нет, ты был добрым мальчиком, – возразила мать. – Я таких чутких детей больше не видела. Когда из школы или с улицы возвращался, то обязательно обнимал меня и целовал, даже когда ростом уже с меня был. И спрашивал: “Мама, ты по мне соскучилась?” Часто приносил мне что-нибудь – красивый камушек или цветок. У меня многое до сих пор сохранилось.
– Я? – переспросил я.
Хорошо, что я с собой Кэсси не привел. Я живо представил себе ее ехидную усмешку, если бы она все это услышала.
– Да, ты. Поэтому я так переживала, когда в тот день мы не могли тебя найти. – Она с силой, почти до боли, стиснула мне локоть. Даже теперь, спустя годы, голос ее звучал напряженно. – Я в ужасе была. Все вокруг говорили: “Да перестань, дети просто сбежали, такое случается, мы их совсем скоро отыщем”, а я отвечала: “Нет. Адам не сбежал бы”. Ты был такой чудесный мальчик, добрый. Ты бы с нами так не поступил, я это знала.
Ее слова пробудили во мне нечто стремительное, первобытное и опасное.
– А сам я себе таким ангелочком не запомнился, – сказал я.
Мать улыбнулась и рассеянно взглянула в окно. Она вспоминала то, что я забыл, и это меня раздражало.
– Ну, ангелочком ты и не был. Но ты был заботливый. И в тот год очень вырос. Ты запретил Питеру и Джейми издеваться над тем несчастным мальчуганом, как уж там его звали? Он еще очки носил, и у него была ужасная мать, которая делала букеты для церкви.
– Вилли Пипкин? – спросил я. – Так это не я запретил, а Питер. Лично я готов был над ним хоть всю жизнь издеваться.
– Нет, ты, – уверенно возразила мать. – Вы втроем довели его до слез, и ты так расстроился, что решил отстать от бедняги. Ты еще переживал, что Питер с Джейми тебя не поймут. Помнишь?
– Скорее, нет, – ответил я.
И в нашей довольно неприятной беседе это тревожило меня сильнее всего. Вы, возможно, полагаете, что ее версия понравилась мне больше моей собственной, но это не так. Разумеется, не исключено, что мать бессознательно наделила меня героическим ореолом или что я сам в детстве соврал ей, однако за последние несколько недель я привык считать свои воспоминания сверкающими золотыми монетками, прочными и настоящими, и огорчился, поняв, что они того и гляди обернутся фальшивкой, зыбкой и коварной.
– Мы с посудой закончили? Я тогда пойду с папой поболтаю.
– Иди, он рад будет. Я тут сама приберу. И пиво захвати с собой – там в холодильнике “Гиннесс”.
– Спасибо за обед, – поблагодарил я. – Было очень вкусно.
– Адам, – окликнула меня мать, когда я уже был у двери, и этот оклик обманным ударом угодил мне под дых.
Господи, как же мне захотелось на миг снова превратиться в прежнего ласкового ребенка, уткнуться в пахнущее едой плечо матери и, всхлипывая, рассказать ей обо всем, что произошло за последние несколько недель. Я представил себе ее лицо, если я так и сделаю, и прикусил щеку, чтобы не разразиться истеричным хохотом.
– Я просто хотела, чтобы ты знал, – робко сказала она, не выпуская из рук посудное полотенце. – Потом, после, мы все делали только ради твоего блага. Иногда я переживаю, вдруг мы поступили неправильно… Но мы боялись, что тот человек – кто бы он ни был – вернется и… Мы хотели уберечь тебя.