В любви и боли. Противостояние. Том второй

— Все, можешь остановится… — а разве я куда-то шла? Я не помню, — Обопрись ладошками. Все, Эллис, уже пришли. Больше ничего тебе делать не надо. — опять ты врешь, а я опять верю тебе, как самая последняя дура.

Но ты же позволил стать мне на ноги и даже подвел к какой-то очень крепкой и устойчивой опоре, положив мои руки на край ее холодной и упругой "крышки". Мне требуется какое-то время, чтобы привыкнуть к новому ощущению, сдержать себя в самом начале и не одернуть ладошки от инородного предмета, как от чего-то крайне опасного и способного нанести мне куда большие телесные раны, чем твои пальцы и слова. Но это была всего лишь поверхность то ли какого-то сиденья, то ли чего-то более крупного и очень прочного, обтянутого гладкой кожаной обивкой. Стол? Скамейка? Лавка?.. Или тематический станок-"конь"?

Я только-только успеваю перенести часть веса своего тела на его столешницу, стараюсь удержать вернувшееся равновесие с помощью трясущихся рук и хоть немного прийти в себя, определиться в пространстве и сужающемся круге твоей клетки, но ты снова тянешь неожиданным рывком свои нити в нужном ТЕБЕ направлении. Пальцами правой ладони обхватываешь шею под затылком, левой — накрываешь поясницу, одновременно надавливая с двух точек и мягко толкая вперед и вниз. У меня лишь перехватывает дыхание, а к полному мраку глухой черноты подключаются пульсирующие пятна багряных оттенков.

— Ляг на нее животом и грудью.

Бл*дь, вот теперь я ощутила, как ее край уперся о мои бедра на уровне низа лобка. Дальше действительно было некуда идти и особенно отступать назад — на тебя. Но стоило тебе надавить мне на спину и шею, как я тут же интуитивно вжалась ладошками в поверхность "лежанки" и почти не соображая, что делаю, начала отталкиваться ими в другую сторону, навстречу давлению твоих рук.

— Эллис, ты что делаешь? Ты не слышала, что я тебе сказал? — не сказал, а приказал. И даже после моей непредвиденной вспышки так не вовремя проснувшегося упрямства, в твоем голосе так ничего и не изменилось.

Но я все равно почувствовала, как напряглись твои пальцы и как глубоко вошли лезвия твоих слов в мой оцепеневший рассудок.

— Животом и подбородком на скамью… живо, — ты же обещал, что не сделаешь ничего, что мне не понравится…

Мне уже это не нравится. Все это. Что ты уже сделал и что продолжаешь со мной творить, насильно продавливая в изгиб поясницы и жестче сжимая пальцы на моей шее вместе с волосами и ошейником.

Господи… я не хочу. Пожалуйста. Остановись. Только не так. Я слишком уязвима, обнажена практически до костей. Тебе мало держать мое сердце и рубцевать его вдоль и поперек, обязательно надо содрать с меня еще и кожу, прикасаясь к оголенным нервам своим чертовым скальпелем Черного Хирурга? Я же не могу тебе сопротивляться в таком состоянии. Ты же по любому сделаешь то, что собирался, при чем смяв мое спонтанное сопротивление буквально на раз, за доли секунды, лишь ненамного усилив нажим своих пальцев.

И я прогнулась… едва понимая, что происходит, и как почти сама опустилась вниз на холодную поверхность длинной крышки "стола". Опять панически заскользила по ней ладошками, словно она вот-вот выскользнет из-под меня и отправит мое неустойчивое тело прямиком в разверзнувшуюся бездну твоего чистилища. Вцепилась за края трясущимися пальцами, тем самым определив ее ширину и прочувствовав на прочность всю опору станка, которая не дрогнула подо мной и не шевельнулась даже на миллиметр. Не больше полторы фута, как раз, чтобы полностью вместиться моему торсу или распластаться на ее поверхности животом, грудью и даже лицом. Но ты сам удержал мне голову, и я уткнулась в нее благодаря твоей руке подбородком, ровно по центру, возможно в нескольких дюймах от торца ее изголовья. Холодная липкая обивка буквально впечаталась-присосалась к моей собственной коже, вызывая не самые приятные ощущения с обмораживающими ассоциациями. Меня тут же стянуло ментоловой сетью внутреннего и внешнего озноба. Крик застрял в горле только из-за перекрывшего его спазма взорвавшейся в моей голове рефлекторной паники.

Бл*дь. Что ты творишь? Я же, ей богу, сейчас встану на дыбы.

— Эллис, прекрати сопротивляться. Это обычный столик. На нем нет ничего такого, чего бы стоило так бояться. Ну все, тише… Тише, моя девочка. Будь умницей, ты же у меня такая смышленая и продвинутая…

Да мне плевать, что это обычный столик. Ты хоть сам понимаешь, какими методами толкаешь меня в это свое треклятое безумие? Я же боюсь не твоих игрушек и тематической мебели. Я боюсь их в ТВОИХ руках. То, как ты их используешь на мне и до каких крайних граней доводишь мой шокированный рассудок.