В любви и боли. Противостояние. Том второй

— Постарайся расслабиться и успокоиться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты должна доверять своему Мастеру, верить ему и подчиняться каждому слову и приказу. Беспрекословно, — тогда почему я не чувствую в твоем голосе тепла, за которое готова была вцепиться мертвой хваткой в любой момент? Почему неосознанно вздрагиваю и беззвучно всхлипываю от каждого твоего невесомого движения, касания, произнесенного слова, намеренного или случайного звука? Как я могу расслабиться, если подключена всеми нервами и кардиосистемой к твоим нитям, к твоим пальцам, по которым ты пускаешь свой концентрированный нейропаралитик, десять тысяч вольт чистейшего черного тока и нескончаемые смертельные дозы твоего одержимого безумия?

Ты опять поднимаешься, отходишь, в этот раз куда-то в сторону и настолько далеко, что о том, чтобы успокоиться уже не идет вообще никакой речи. Меня колотит и режет по раскрытым ранам даже самым безобидной вибрацией твоих шагов. Но я же не просто их слышала, а именно вбирала, как и скольжение твоей тени: панически дергалась от приглушенных звуков, издаваемых неизвестными предметами в твоих руках. И конечно же ты абсолютно и никуда не спешил. Весьма сомнительно, чтобы ты обдумывал свой очередной шаг и действие, ты прекрасно знал, что намеревался сделать, а главное, как. Ты намеренно тянул время, потому что только так ты мог любоваться делом рук своих хоть до бесконечности, как тот художник отступающий от мольберта после пары мазков по холсту на несколько шагов назад и вглядывающийся в игру линий, цвета и теней своего будущего шедевра. И в эти моменты я реально не соображала и не знала, что же было для меня хуже смертельной пытки — ждать тебя в позе распятой ведьмы на столе своего черного инквизитора или принимать твои последующие манипуляции над моим телом и сознанием в том состоянии и под воздействием тех эмоций, которые ты собирался выбрать для меня лично?

Когда ты вернулся и твоя тень усилила осязаемое давление своего неминуемого приближения, накрывая с головой и проникая под кожу сминающим подавлением, мне только и оставалось — слушать гулкий набат собственного сердца, отключая любую способность думать, гадать и тем более фантазировать. Не представляю, каким чудом я еще не умерла от разрыва сердечной мышцы, едва твои пальцы коснулись моих голеней буквально через несколько секунд, как только по моим ступням прошлась звучная вибрация какого-то металлического предмета, стукнувшая о паркет рядом с моими ногами чуть ни не в самый притык. До меня даже не сразу дошло, что ты… присел позади меня на корточки или колено и теперь мог лицезреть мою развратную позу практически в упор.

— Эллис, я же просил тебя так не напрягаться… — да мало ли о чем ты меня просил.

Думаешь, это реально? Сейчас, здесь и тем более в таком положении — ощущая ласковые поглаживания твоих ладоней на моих трясущихся ножках?

— Расставь немного ноги в стороны и не зажимайся. Успокойся и расслабься.

Да, конечно. Особенно под настойчивым давлением твоих пальцев на мои щиколотки.

Я беспомощно заскользила ступнями по гладкому паркету, скорее из инстинкта самосохранения, будто и вправду боялась поскользнуться и упасть, если ты сделаешь это насильно за меня. Но этот страх был ни чем по сравнению с дальнейшим приступом панического удушья. Вначале мое сердце пропустило удар, а то и полных два, потом легкие вскрыло ледяной коркой сухого обморожения и уже через секунду я дышала сквозь стиснутые с кляпом зубы так, будто в комнате заканчивался кислород или я только что пробежала дистанцию в три мили в бешеном темпе. Если бы не повязка на лице, наверное я бы увидела, как у меня все темнеет и плывет перед глазами, а не только раскачивает и непреодолимо тянет куда-то упасть или провалиться.

— Это всего лишь кандалы, при чем из кожи. Хватит так бояться и паниковать по каждому поводу и без. Эллис. Ты меня слышишь? Расслабься и дыши спокойнее. С тобой ничего плохого не случиться. Я тебе обещаю. А ты обязана верить словам своего Мастера всегда и в при любых обстоятельствах.

Три шага до окончательного срыва в твою бездну? Ты решил меня лишить даже этого — свободного парения-падения? Не пошевелиться, не вздохнуть… не увидеть твоих глаз, когда ты вгонишь в мое сердце свой последний смертельный клинок, разрывая его изнутри в рубиновую пыль. Ты хочешь этого? Именно этого? Только так и не иначе? Полностью меня убить, чтобы после делать с моим телом все, что тебе заблагорассудится. Я нужна тебе теперь только в таком виде — еще дышащей, но не живой, подобно твоей воскресшей кровавой Вселенной — горящей, пульсирующей, но лишенной света нашей любви?