Читаем В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) полностью

Почувствовав полный ум, хотя и не умея еще произнести или выдвинуть в действие его первоначальную силу, Вощев встал на ноги...(К)

Исходные словосочетания языка, намеренно измененные Платоновым, послужившие ему материалом, по-видимому, следующие:

, , , , .

Вот вывод, который как будто следует из этой фразы:

Первоначально можно только почувствовать (но никак не осознать), что в предназначенном для Ума месте что-то уже содержится, т.е. что в нем буквально шевелятся какие-то мысли - наподобие попавшихся в сети рыб, когда еще нельзя разобрать, какие они именно.

11. Поэтому и становится возможным характерное для Платонова, как особого рода ощущение - чувство ума (и чувство сознания) - как будто за работой Ума на самом деле нужно было бы все время приглядывать, основываясь при этом на правильном Чувстве или интуиции - как надо присматривать за действиями вороватого приказчика. (Впрочем, может быть, это снова есть некое пародийное описание, например, такого выражения: как чувство революционной совести?) С другой стороны, как мы уже видели, и наоборот: Умом человек постоянно следит за своими Чувствами. В идеале же (в коммунистической рационалистической утопии), конечно, именно Ум должен руководить всеми чувственными "отправлениями":

Пашкин нечаянно заволновался [после угрозы Жачева, что тот его побъет], но напряжением ума успокоился - он никогда не желал тратить нервность своего тела (К).

Так значит Пашкин (это руководящий работник, в отличие от рядовых землекопов) способен владеть своими Чувствами, более того, он даже может приказать себе (своим чувствам) и не волноваться!

Вот еще один характерный платоновский пример критики Чувств со стороны Ума - герои "Счастливой Москвы" спорят друг с другом из-за женщины, которую оба любят:

- Зачем же ты бросил ее хромую и одну? - спросил Сарториус. - Ты ведь любил ее.

Самбикин чрезвычайно удивился:

- Странно, если я буду любить одну женщину в мире, когда их существует миллиард, а среди них есть наверняка еще большая прелесть. Это надо сначала точно выяснить, здесь явное недоразумение человеческого сердца больше ничего (СМ).

Тут снова всплывают мысли некого равнодушного наблюдателя, или евнуха души (т.е. Сербинова в "Чевенгуре", Прушевского в "Котловане", Сарториуса в "Счастливой Москве" и многих других героев), постоянно сомневающегося в истинности (и оправданности) своих Чувств и больше склонного полагаться на свой Разум. Все же остальное - что нельзя оправдать Умом - предстает для него лишь как недоразумение человеческого сердца, сердечно-чувствительная заунывность или же просто пустяки.

12. Но слишком большой Ум для человека все же обременителен, невыносим (здесь почти цитатный повтор мысли Достоевского) - и от чего необходимо избавиться, забыться, отрешиться во что бы то ни стало:

- Чиклин, отчего я всегда ум чувствую и никак его не забуду? удивилась Настя (К).

Постоянно чувствовать, "переносить, терпеть" собственный ум для человека мучительно: это мешает жить (ср. с языковыми выражениями, от которых Платонов, видимо, отталкивался: горькие / неотступные / безутешные мысли, неумолимое сознание чего-то и т.п.).

Самое непереносимое, что может быть для человека. это внутреннее оцепенение, полная остановка Ума:

Вот Чиклин роет могилу для умершей на котловане девочки и на минуту замирает, прислонившись головой к обнаженной глине: В этих действиях он хотел забыть сейчас свой ум, а ум его неподвижно думал, что Настя умерла (К).

Получить успокоение человек может только лишь расставшись со своим постоянным двойником - Рассудком:

Вощев спустился по крошкам земли в овраг и лег там животом вниз, чтобы уснуть и расстаться с собою. Но для сна нужен был покой ума, доверчивость его к жизни, прощение прожитого горя, а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал - полезен ли он в мире или все без него болагополучно обойдется (К).

Платонов использует здесь (во втором выделенном месте) измененное сочетание вместо имеющихся в языке:

, , , т.е. 'действовать (или говорить) в соответствии с принятыми (обществом) установлениями о том, что правильно и справедливо' (собственно, это советский штамп), а также . Слово сухой имеет коннотацию 'лишенный чувства, бесчувственный' и 'безжизненный', а здесь употребляется также в значении 'бесплодный' (напряжение сознания героя оказалось совершенно напрасным, пустым).

13. Вообще Сознание у Платонова нечто "сухое", "холодное", "мертвое" и действующее исключительно "механически", как бы само собой, нисколько не зависящее от - и не нуждающееся в - человеке, в отличие от Души, главная природа и все проявления которой обязательно "горячи" и "влажностны" - ведь душа это всегда некая жидкость, огонь или газ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука