В мире Достоевского. Слово живое и мертвое

Какою же мерой тогда оценить жизненный подвиг человека, по существу в одиночку собравшего словарь, которому нет равных в мире, без которого вряд ли был бы возможен и советский семнадцатитомник, вдвое меньший, нежели далевский? Бесценное сокровище, не виданное в мире, «Толковый словарь живого великорусского языка» в последний раз переиздавался более двадцати лет назад и давно уже попал в разряд библиографических редкостей. Прекрасно, что в ближайшее время словарь В.И. Даля будет переиздан[37]. Двадцать лет не переиздавался и другой уникальнейший труд Даля «Пословицы русского народа», который М.А. Шолохов назвал неисчерпаемым богатством нашей отечественной культуры. Даль собрал 30 130 пословиц и поговорок, отозвавшись о них так: «Собрание пословиц – это свод народной, опытной премудрости, цвет здорового ума, житейская правда народа».

Нелегко было Далю собрать все эти и многие другие сокровища: он записал еще более тысячи народных сказок, передав их Афанасьеву, собранные песни отдал Петру Киреевскому, лубочные картины – Публичной библиотеке, и все безвозмездно. «Я не знал человека скромнее и нечестолюбивее Даля», – писал близко знавший его Мельников-Печерский.

Удивительная личность. Врач по специальности, офицер флота, непосредственный участник нескольких серьезных военных баталий за освобождение Балкан, награжденный высокими воинскими наградами. Неутомимый путешественник, объездивший вдоль и поперек Россию. Со-путник Пушкина, стоявший у смертного одра великого поэта как врач и как друг его. Ему завещал Пушкин свой «талисман» – перстень. А ведь Даль был еще и известным писателем, которого высоко ценил Белинский и о котором сам Гоголь говорил: «Каждая его строчка меня учит и вразумляет, придвигая ближе к познанию русского быта и нашей народной жизни».

Отец его, датчанин Иоганн Христиан Даль, приехал в Россию по приглашению Петербургской библиотеки. Но: «Отец мой выходец, а мое отечество Русь», – сказал о себе сам Даль. Не однажды пеняли ему его «немецким» происхождением русские по крови, «немцы» по мышлению. И уже на закате жизни все выспрашивали его, кем себя считает – «немцем» или русским? Даль отвечал определенно.

«Ни прозванье, ни вероисповедание, ни самая кровь не делают человека принадлежностью той или другой народности. Дух, душа человека – вот где надо искать принадлежность его к тому или иному народу. Чем можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью… Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит. Я думаю по-русски». Хотя, кроме русского языка (а Даль по нескольким словам мог определить, откуда человек – из Новгорода ли или из Ярославской губернии), владел немецким, французским, английским, латинским, польским, болгарским, сербским, украинским, белорусским, казахским, татарским, башкирским… Но мыслил он по-русски. Душою, сердцем был русский.

В «Напутном слове» к своему Словарю Даль писал: «Со времен Ломоносова, с первой растяжки и натяжки языка нашего по римской и германской колодке, продолжают труд этот с насилием и все более удаляются от истинного духа языка. Только в самое последнее время стали догадываться, что нас леший обошел, что мы кружим и плутаем, сбившись с пути, и зайдем неведомо куда. С одной стороны, ревнители готового чужого, не считая нужным изучить сперва свое, насильственно переносили к нам все в том виде, в каком оно попадалось и на чужой почве, где оно было выстрадано и выработано, когда как тут могло приняться только заплатами и лоском; с другой – бездарность опошлила то, что, усердствуя, старалась внести из родного быта в перчаточное сословие…»

Из всего этого следует, что если не сохранить народное достояние, иссякнет и оно, «как родники в засуху».

Ну что ж, скажут, говорили, писали, пугали, а ведь ничего такого уж страшного и не случилось, как был русский язык «велик и могуч», так и есть и так и будет. Лишние, мол, хлопоты из ничего…

Да, так было и так будет. Ибо такова природа нашего языка: «Большая река все принимает, и большой реке от этого становится ни лучше, ни хуже. У нее своя вода, свое устремление», – как писал Пришвин. Однако, мы знаем, и большие реки изменяют свое течение, мелеют, настолько загрязняются сточными примесями, что никакие санитарные фильтры уже не способны вернуть их водам жизненную силу. Как будто и та же река, да не живая в ней вода – мертвая.

Что-то же стоит пророческое за требовательностью всех великих писателей, ученых, государственных деятелей, за их подвижническим радением о чистоте основ русского языка? Не только же «дурной» патриотизм: пусть плохое, да свое?