В мире хищных зверей

— Человечество мертво! — фальцетом выкрикнул сухощавый (напротив Егора), задав мощный старт. — О каком будущем идет речь, позвольте спросить?

— Никак не соображу, постойте! — флегматично тот, что у окна. — Разве может умереть еще не родившееся?

— Сгнило!!

— Да ба! Нечему гнить-то! А я скажу — нет и не было в природе такого дитятки — человечества. Люди бесталанны во всем, кроме выдумываний. Вот и сочинили.

— Дайте мне сказать, а то забуду, — почти неслышно попросил кто-то тихоня. Возрос гвалт. Соседи по всему кругу уже переговаривались друг с другом.

— Значит так! — полупривстал для пущей значимости высокий усач.

— Тише! Говори, Копченый.

— А я вот что скажу, — рубанул Копченый по воздуху. — Наспорить можно с три короба — разбирать всегда некому. Давайте придумаем единую концепцию — чтобы раз и навсегда. Человек — это то, человечество — это се, и у него такое-то и вот такое будущее.

— Давайте не будем, — печально проныл Сквалцы Лопух, — не получится, сто раз уже проверяли. Единая концепция не может быть оптимально верной.

— Товарищи! — присоединился к спору еще один, с громоподобным голосом. — Слушайте! Природа наша — есть мама и папа наши, — создавая, она создает долговечное, дабы превозмочь смерть свою и оставить хоть бы наследников по эту сторону божественного онтоса. Для сотворения человека у природы было два пути: сделать либо человека вечным, либо человека смертным, но же вечным человечество. Что представляет собой первый путь? Страх перед прогрессом, стагнация и даже деградация с изначального капитала — к нулю. Но! — уверенность в завтрашнем дне. Природа избрала второй путь. Главным определяется связь поколений, а человек — деталь, разменная монета, — становится в высшей степени временным существом. Таким образом, природа выбрала необходимость вечного экспериментирования ради выживания. Если искать образ, то будет примерно так. Человечество — это дерево: листья — люди, ствол и ветви — культурофонд.

— Объясняй проще, Купец. На слух не воспринимается.

— Кому надо разберется, я его отправляю к мыслителю Нику Руслаю, современнику наших отцов… Итак, человек — это лист на дереве: своею зеленью он красит его, но в течение жизни обязательно накапливает что-то отрицательное, отчего и должен отмереть, уступая дорогу новым листьям. Это и есть балансирование. Итак, смерть необходима человеку, но только в конце пути. Смерть — это заложенная природой сама потребность, такая же, как в пище, питье, воздухе. Еда нужна для того, чтобы жизнь человека продолжалась. Смерть необходима для того, чтобы жизнь человечества продолжалась. Что я этим хочу сказать? Если люди станут искусственно продлять жизнь, — они все равно будут умирать, это потребность — умереть в свое время. А теперь, собственно, об обещанном будущем. Человечество как структура останется и впредь, и продолжит развиваться, а человек по-прежнему будет никому не нужен, кроме своей запрограммированной воли к жизни.

Купец закончил речь и откинулся вглубь кресла под чьи-то неловкие одинокие аплодисменты.

— Спасибо вам, Купец, — подоспел Найла.

— Постойте, постойте!..

— Это весьма забавно, — втиснулся в разговор еще кто-то. — Ну просто дикая чушь.

— Можно я скажу, — вновь захныкал тихоня. — Люди разучились глубоко думать… Нет, не так… Для нас… для человечества будущего нет, уже есть только прошлое. Мы вышли из прошлого, и вечно варимся в нем, и черпаем и надежды и цели — вся наша жизнь там, в прошлом. И ничто не ново под луной, и надвигаются века, когда наша чисто человеческая потребность в новом не сможет удовлетворяться, мы будем находить все больше и больше аналогий своей деятельности в прошлом, гораздо более совершенных, и станем отчаянно бороться с этим — именно это будет последней битвой! — но проиграем и вдруг поймем, что заболели страшной болезнью — «лимитом новизны», когда все, что бы ни придумали, будет оказываться новоделкой, и начнутся повторения, затем повторения повторений… Таков будет черный конец нашей истории.

— Из чего ты исходил, строя столь мрачные предположения?

— Да, Боже ж ты мой, посмотри на эти суррогаты современного искусства, на эрзац науки — людьми овладел ужас, люди теряют рассудок в поисках последнего оригинального.

Тут опять вскочил громогласный Купец — его, очевидно, несло по инерции:

— Что за ахинею вы тащите, господа…

Атмосфера накалялась. И вдруг с гордостью невозмутимое:

— Дышите глубже, мы в глубокой клоаке!

Многим — как назойливая оса к варенью, но некоторые так и покатились со смеху. Ох уж этот Бугуй. Ну да ладно, прослезились. Продолжил разговор Найла.