В моей голове

Понемногу я успокоилась, но меня все еще пробирала дрожь. Я словно была все еще там, в зимнем лесу, ночью, и ледяной ветер окутывал меня и играл с волосами. Папа, видимо, ощутил это, поэтому чуть отстранился, чтобы посмотреть на меня.

Его губы на долю секунды дернулись будто он хотел что-то сказать, но вдруг передумал. Его рука легла на мою щеку, и он вздохнул.

Эта пауза насторожила меня, страх снова начинал возвращаться. Он хочет сказать, что с Никой? Она умерла?

– Где она? – выдала я. Прозвучало это грубее, чем в моей голове.

Пока папа выдохнул, пока облизнул высохшие от волнения губы, пока набрал в легкие воздух для ответа, мне казалось, прошла целая вечность.

– Она в больнице. Мама уехала к ней утром, а я… я хотел дождаться, пока ты проснешься.

– Так поехали в больницу, – я уперлась одной рукой в пол и оттолкнулась от него, но отец с силой усадил меня на место.

– Еще слишком рано, Майя. Поедем через час.

Он замолчал на мгновение, а взгляд перевел на пол как будто там был написан вопрос, который он хочет задать мне.

– Что там произошло? Как вы оказались в том замке?

Я молчала. Даже сил на то, чтобы пожать плечами, у меня не было. Я не помню, что случилось. Я не знаю, что произошло.

Ком разочарования в самой себе снова подкатил к горлу, по пути выбив пару слезинок из моих глаз. Я жалобно застонала, закрыв глаза и силясь вспомнить хоть что-то.

– Мы ужинали: ты, я, мама и Ника. А потом… потом… – страх вернулся с новой силой. Моя рука начала отбивать триоли на ладони отца, поэтому ему пришлось сжать ее.

– На вас напали?

– Я не… – я всхлипнула, –я не знаю… Я помню ужин, а потом Ника… – снова всхлип, – она лежит на земле, а вокруг ее головы кровь. И скрипка, – я схватила папу за рукав кофты, – кто-то играл на скрипке, папа! Кто-то играл на скрипке, пока Ника умирала, – я разрыдалась и уткнулась в плечо отца.

Его рука скользит по моим волосам и плечам. Он вздрагивает, но я не решаюсь взглянуть на него, боюсь увидеть слезы.

За всю жизнь я ни разу не видела, как плачет мама, никогда не видела ссоры родителей и, тем более, никогда не видела слезы отца. Даже когда умер дедушка, я не увидела ни слезинки на его лице. Конечно, став взрослой, я понимала, он скрывал от нас свои боль, горе или гнев, делал так, чтобы мы не видели этого. Вокруг нас он возвел стену, и она оберегала нас от всего плохого, от того, что могло бы нас расстроить.

Но теперь эта стена рухнула.

– Майя, – его голос задрожал. Он продолжал гладить меня по волосам, а я – вдыхать его парфюм, такой знакомый аромат кардамона и чего-то сладко-горького, – я знаю, тебе страшно. Но я рядом с тобой, – его голос сорвался на миг, он прокашлялся и продолжил. – Нам будет тяжело, особенно маме. Но мы все преодолеем, правда? – слышу, как он улыбнулся. – Ты только… ты только не отстраняйся от меня, пожалуйста. Особенно сейчас.

Я подняла голову и посмотрела на него. Под его глазами блестели слезы.

Я кивнула в ответ на его просьбу и улыбнулась.

Мы все преодолеем.

3

Максим не сразу услышал звонок мобильника, потому что тот был завален отчетами криминалистов, распечатками фотографий с места преступления, показаниями очевидцев и всей прочей макулатурой, которую ему с утра бросали на рабочий стол. Кстати, домой он вчера так и не ушел, посчитав, что сон в комнате для допросов и стаканчик кофе из автомата куда лучше пустой квартиры, в которой еще недавно он жил со своей невестой и между поисками преступников планировал с ней свадьбу.