В моей смерти винить президента... (сборник)

(Вытирает пот со лба рукавом).

– Дядя Никита? Да, он тоже у нас, нет, подойти не может. Выпил лишнего, лыка не вяжет. Кто? Давыдов не пьёт?! Он в шестьдесят втором году, в детском саду не пил, а всё остальное время... Да нормальный у меня голос, весёлый. Новый год через пятнадцать минут, чего грустить-то?! Что?!! Ты возвращаешься?!

(Вскакивает, срывает петлю с шеи).

– Когда?! Через неделю?! Но почему?! Африканские львы не оценили твоей заботы? Чёрт... чёрт... чёрт... Нет, почему же, я рад. И мама рада, и дядя Никита тоже чрезвычайно рад. А Рэйчел от радости виляет хвостом! Что? Ты приезжаешь не одна? С мужем? Подожди, что это такое – Халубанабусира?! Имя твоего мужа?!! Конечно, пусть поживёт у нас, конечно...

(Надевает на шею петлю, затягивает).

– А ты случайно от него не беременна, от этого Халубанабусира?! Ну конечно, беременна, конечно... Правильно, иначе зачем бы ты ехала домой...

Кладёт трубку.

Берёт свободный конец верёвки и бегает по комнате, прилаживая его к часам, к фотографии, к ёлке, к столу, к шкафу, к дивану, к стулу.

МАМОНТОВ

(бормочет):

– Халубанабусира... Халубанабусира... Халубанабусира... Халубанабусира...

(Хватает со стола чистый лист бумаги и спрашивает у него).

– Господин президент, а оно нам надо?!

(Отбрасывает бумагу и носится по комнате).

– Халубанабусира и куча маленьких халубанабусирят?! Вот здесь?!

(Тычет в диван).

– И здесь? (Тычет в стул, часы, шкаф, стену, потолок). И здесь?! И здесь?! И здесь?! В этой крошечной комнате?! Мама... мама-а... Стоп.

(Резко останавливается и замирает).

– Почему сюда-то всех Халубанабусиров? Почему – сюда?! Квартиру я завещаю дятлу-соседу. А Халубанабусира, халубанабусирша и выводок халубанабусирят пойдут жить к Давыдову!! В его виллу! В его писательский особняк!

(Довольно потирает руки, но тут же хватается за голову).

– Вернётся она! Через неделю! Да лучше бы она с африканским львом вернулась! Господи...

(Садится за стол, роняет голову на руки).

– Хорошо, что до Нового года пятнадцать минут! Я хоть успею допрыгнуть до крючка на потолке. Если бы можно было повеситься два раза, я бы повесился трижды...

Вскакивает, подбегает к стене, стучит в неё гантелей.

МАМОНТОВ:

– Эй, дятел, у тебя стремянка есть?! (Прикладывает ухо к стене, слушая ответ). Ага, есть у него стремянка. А дашь попользоваться?!

(Опять припадает ухом к стене, слушает ответ. Орёт).

– Как зачем, повеситься не могу, потолки очень высокие! (Припав ухом к стене, слушает ответ). Тогда обязательно даст! Прямо сейчас!

Убегает со сцены.

Возвращается с высоченной стремянкой.

Расставляет её под крючком, оставшимся после падения люстры.

МАМОНТОВ:

– Отлично. Просто отлично. До Нового года я всё успею.

(Лезет на стремянку, крепит свободный конец удавки на крючке для люстры. Дёргает, проверяя крепость и крючка и удавки).

– Отлично. Просто отлично! Как хорошо иметь дятла-соседа, который ждёт твоей смерти как манны небесной! Какая удача, что у этого дятла есть такая высоченная стремянка!

Звонит телефон.

Мамонтов рвётся вниз, но удавка не пускает его, сдавливая горло.

Мамонтов нервно расслабляет петлю, вытаскивает голову из удавки, спускается вниз, берёт трубку.

МАМОНТОВ:

– Да. И вас с Новым годом. И вас с новым счастьем. Да, это я давал объявление о пропаже собаки. Да, лабрадор, да, девочка, палевая, клеймо «Г сто восемнадцать девяносто». Зовут Рэйчел. И вас с Новым годом! Нашлась?! Где?! Под вашим кобелём?! А кто, простите, ваш кобель? Ясно, ирландский волкодав. А вы поменьше себе кобеля завести не могли? Как, почему я ору?! Вы представляете, что я буду делать, когда через шестьдесят дней у меня родится двенадцать волкодавов?! Что я буду делать, я вас спрашиваю?! Да какая мне разница, чемпион ваш Гасик, или не чемпион?! Что-о?! Штуку баксов за вязку?! С меня?!! Да я... я на вас в суд подам. Международный, собачий. Да, есть такой суд! Он на щенков алименты присуждает. И чем больше и высокопороднее кобель, тем больше алименты. Где я могу забрать свою собаку?

(Что-то записывает на листе бумаги).