В ожидании Апокалипсиса. Франкское общество в эпоху Каролингов, VIII–X века

В царствование Людовика придворная школа серьезно пострадала от реформаторских новшеств. Тем не менее она не исчезла. Здесь трудились Дикуйл, Эйнхард, Рабан Мавр, Валафрид Страбон, позднее Седулий Скотт и Иоанн Скотт Эриугена. Потомки Людовика, прежде всего Карл Лысый, прилагали известные усилия по развитию школьного образования, пополняли свои библиотеки, поддерживали тесные отношения с самыми блестящими интеллектуалами.

Однако с 20-х гг. IX в. двор перестает быть абсолютно доминирующим очагом культуры. Последняя удаляется в монастыри и епископские резиденции. Они концентрировались в центральных, самых богатых и развитых областях франкского королевства — церковных провинциях Реймса, Лиона, Санса, Безансона, Кельна и Трира. На общем фоне особенно выделялись монастыри Сен-Дени, Сен-Рикье, Сен-Вандрий, Корби, Сен-Мартен-де-Тур, Сент-Аманд, Феррьер, Оксерр, Лорш, Фульда, Райхенау, Санкт-Галлен, а также епископские школы Орлеана, Меца, Реймса, Лаона, Льежа и Утрехта. Отметим, что данные регионы корреспондируют с территорией наибольшего влияния королевской власти. За ее пределами культурная жизнь едва теплилась. Мы находим лишь очень незначительные ее следы в южной Франции, в Бретани и восточногерманских землях. Заметный подъем наблюдался разве что в Италии.

Школьная программа и система обучения 

Как было организовано образование в каролингский период, каковы были методы и формы передачи и усвоения знаний? Остановимся на этом подробнее.

Каролингская школа взяла на вооружение учебный план, разработанный во второй половине VI в. Кассиодором для насельников своего монастыря Виварий и закрепившийся позднее на христианском Западе. Конечной целью обучения было целостное понимание Библии, но путь к нему лежал через последовательное освоение так называемых свободных искусств (artes liberales

), нескольких базовых дисциплин, тематически разделенных на тривиум и квадриум. В тривиум входили грамматика, риторика и диалектика, в квадриум — арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Во Франкском королевстве изучение свободных искусств возрождается с конца VIII в., после того как Алкуин обратил внимание на «Брак Филологии и Меркурия» Марциана Капеллы, к тому времени почти забытый.

Всякое обучение начиналось с овладения латынью, универсальным средством коммуникации, языком богослужения, государственного управления, судопроизводства и науки. Едва научившись разбирать буквы, ученик сразу погружался в тексты, прежде всего Псалтырь, чтобы вместе с грамотой усваивать букву Закона. В идеале следовало заучить все 150 псалмов, для чего использовались самые разные методы: копирование отдельных стихов на восковые таблички, постоянное цитирование вслух, распевание. Этот текст, знакомый образованному человеку с раннего детства, усваивался особенно глубоко. Прямые и косвенные цитаты из Псалтыри можно обнаружить едва ли не в каждом сочинении, написанном в IX в.

Знание псалмов вовсе не означало, что человек уже овладел грамотой и способен осмысленно прочитать любой другой латинский текст. Более того, в отношении библейского текста, где самый порядок слов есть таинство, действовал совершенно другой принцип. Для тех, кто только начинал приобщаться к образованию, едва ли не важнее был сам факт его корректного произнесения. Чтец в такой ситуации оказывался участником своеобразного магического ритуала, при котором соблюдение верной последовательности действий обретало самостоятельную ценность, даже если его высший или конечный смысл был не до конца понятен. В «Деяниях Карла Великого» Ноткер рассказывает такой анекдот: «В церкви ученейшего Карла никто не знал заранее, что именно ему придется читать, никто не мог отметить конец отрывка воском или хотя бы сделать какую-нибудь отметинку ногтем, но каждый старался выучить все, что надлежало читать, так что, когда бы его неожиданно ни заставили читать, он исполнял это безукоризненно. Король сам указывал того, кто должен читать, пальцем или протянутым жезлом или же посылая кого-нибудь из сидящих подле него к сидящим поодаль; а конец чтения отмечал покашливанием. К нему все так внимательно прислушивались, что, подавал ли он знак в конце предложения, или в середине отрывка или даже фразы, никто из следующих чтецов не осмеливался начать выше или ниже, каким бы бессмысленным ни казались ему конец или начало. И так получилось, что при его дворе все были отменными чтецами, даже если они и не понимали того, что читали (курсив мой. — А. С.). Никакой посторонний и никакой даже известный ему человек, не умей он читать и петь, не осмеливался вступить в его хор».[20]