– Чтобы не выходить из купе, давай-ка коньячком чуть сполоснем стаканы. Они чистые, мы умываемся на улице, там такая посуда не нужна.
Сергей налил по чуть-чуть в оба стакана, покрутил густую коричневую жидкость, а затем вылил ее в подставленную мною большую банку.
– Банку понял для чего держим? С крышкой, плотно прилегающей, но легко открывающейся? – спросил я. Он пожал плечами, наивными глазами смотрел на меня. – Чтобы ночью не бегать в туалет на улицу…
Он искренне засмеялся, ему, видимо, и в голову не приходила мысль, что люди ночью могут ходить в туалет. Его молодой здоровый организм ночью спит. Потом посмотрел на канистру, кивнул головой и быстро налил по полстакана коньяку.
– Ну, ты размахался, брат, – сказал я. – Так мы с тобой и до песен дойдем…
– Андрей Юрьевич, это не тост… Позвольте я выскажу одно наблюдение. Разрешите? – Я кивнул, подпер щеку рукой, приготовился слушать. – Это коротко. Мы – военные, дали присягу. Умереть за Родину – наш долг, наша работа. А вы? Вы же сугубо гражданский человек! Простите, уже немолодой, правда, прошу прощения… Вы–то почему здесь? Карьера? Вроде нет, Кузьмин говорил, что вы в ранге генерал–лейтенанта, а то и генерал-полковника будете. Деньги? У вас зарплата здесь – обычная, читал в Интернете, гражданская плюс командировочные. Тогда что вас заставляет идти на такой риск?
Я молчал. «Что сказать, тебе, – думал я. – Я даже сыну, которому тоже 25, не смог бы ответить на этот вопрос. Как можно всуе говорить о том, что есть чувство долга перед Родиной, государством, что я не давал присяги офицера, как ты, но я так воспитан своими родителями, школой, пионерией-комсомолом, что солдатом в окопах я вступил в партию… А рядом с нами шла известная тебе по книгам война на Ближнем Востоке. И если бы прозвучал приказ, то я бы пошел и еще как бы стал воевать…».
Пауза затягивалась. Я посмотрел в серые внимательные глаза Сергея Н., понял, что он меня освободил от объяснений. Сказал:
– Давай-ка, лучше выпьем за счастливый конец твоей командировки! Я не знаю, чем ты занимался, но если ты выдержал там пять лет, ты просто молодец…
– Дважды: сначала – три, а потом уже пять лет…
– Ты – молодчина! За тебя.
Я пригубил необычайно терпкий и ароматный на вкус коньяк, сделал несколько глотков и сразу почувствовал, как он проникает в мой мозг, как потек по мышцам, грея душу. Именно душу. Сергей выцедил полстакана коньяка маленькими глоточками, промокнул губы платком, кусочек колбасы аккуратно положил на язык.
– Не смею больше предлагать, – сказал он после того, как тщательно прожевал колбасу. – Уже поздно. Спасибо вам, Андрей Юрьевич, за все. Я знаю, что настоящих людей много, даже сейчас, после того, что произошло в нашей стране… Хочется верить, что мы не зря делаем свою работу… Что хоть кто-то не считает нас набитыми дураками и полными идиотами.
– Без веры нельзя, капитан, пропадешь… Это я по себе знаю. После 91-го года понял… Когда жил, как без воздуха… Когда умирал, и никто не мог меня спасти. Потому что нет таких врачевателей, которые бы лечили душу. Врачеватель здесь один – Вера… Верую и все. Называй эту веру для себя, как хочешь…
Уснул Сергей быстро. А я до рассвета читал книгу, шелестел страницами под маленьким подслеповатым ночником.
…И вот опять капитан запаса Сергей, с которым мне предстоит сколько–то времени поработать. «Начнем знакомство с него», – подумал я и громко сказал:
– А Щеголева Сергея Ивановича можно увидеть?
Глава – 4.
К моему столу подошел смуглый темноволосый мужчина чуть выше среднего роста, на первый взгляд, ему было лет 40. Я встал, протянул ему руку для знакомства. Он крепко пожал почему-то мои пальцы, наверное, промахнулся, не сумел поймать всю ладонь.
– Вы ветеран отдела, работаете дольше всех из сотрудников?
– Да, так получилось. После комиссования со службы мне предложили несколько мест для работы. Сюда брали, конечно, специалиста по пиар-работе. Я мало в этом что-то понимал. Но у меня было преимущество: арабский (так его назовем) и английский языки. Видимо, поэтому меня и взяли. А сейчас я уже и факультет академии госслужбы закончил, и институт повышения квалификации при Международной академии медиаресурсов.
– Заметку бы написали о жизни нашей доблестной конторы?
– Запросто… Уже несколько интервью подготовил, опубликовано в самых престижных изданиях. Правда, со старым начальником Госконтроля.
– А какая разница? Старые – новые начальники. Суть ведь не в фамилии, хотя и это, конечно, важно, на имидж работаем. Суть в подаче материала: удалось ли глубоко вспахать, вытащить проблемы. Или отделались проходной компиляцией. Ведь так?
– Да, вы правы. Я позже принесу вырезки, покажу вам, посмотрите, оцените. Мне показалось, что получилось неплохо. И старый начальник отдела был доволен. А он – профессиональный журналист.
– Хорошо. Какие проблемы, вопросы есть? Чтобы мне ориентироваться для встречи и разговора с нашим непосредственным руководителем. По итогам, так сказать, собеседований.