В ожидании солнца (сборник повестей)

Мережко открыл зонтик и шагнул под дождь, уютно зашуршавший по черному куполу. В голове стоял легкий шумок, какой всегда бывает, когда человек недоспит, тело казалось тяжеловатым, и у Александра несколько раз шевельнулась мысль: а и в самом деле, куда ты идешь в такую погоду? Лежать бы тебе да нежиться в постели. Кто тебя заставляет шлепать по такой слякоти? Но он шел и шел, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть то на проржавевшую водосточную трубу у старого дома, из которой во все дыры фонтанами хлестала желтоватая вода, то бросить завалявшийся в кармане леденец мокрой собачонке, мелко дрожавшей на сквозняке в подворотне. Собачонка не взяла его, трусливо отскочила от сухо, как камешек, стукнувшего о выщербленную брусчатку леденца, недоверчиво и с каким-то своим собачьим укором посмотрела на Мережко. «Так смотрят на праздного баловня, совершающего мелкое благодеяние от сытости и скуки, — почему-то невесело подумалось ему. — Может быть, все-таки вернуться?»

Два автобуса, тонваген и такси Саида уже стояли у кафе. Когда Мережко вошел в него, столы уже были уставлены бутылками с лимонадом, бокалами с коктейлем и кофейными чашками. За столами восседала массовка, щурясь от яркого света дигов и множества мелких ламп на штативчиках. Леня Савостин вразвалочку, но удивительно легко и красиво двигался вдоль столиков, поправляя лампы и подсветки.

За небольшим звукопультом у двери сидела Мишульская, ее мальчишескую прическу обхватывало черное полудужье наушников. Она глазами указала Мережко на стоявший рядом стул. Мережко сел, как-то сразу же оробев от чувства собственной ненужности здесь, старался казаться незаметным, хотя вряд ли кто-нибудь, кроме Мишульской да нервничавшего Коберского, увидел его — все суетливо были заняты делом.

— Ну, как там у тебя свет, что ты опять тянешь? — нетерпеливо спросил режиссер у Савостина.

— Да переставлял же для общего плана. Ведь ты сказал, что сначала будем снимать общий!

— Общий. Внимание, еще раз репетируем!

Леня припал к глазку камеры, двинулся с ней вперед и, перебивая Коберского, поднял руку:

— Стоп!

— В чем дело?

— Тут в правом углу — толстая испитая морда. Ну разве такой будет в молодежном кафе пить коктейли? Виталька, не понимаешь? — набросился он на Жолуда.

— Но по кадру съемка идет слева направо, и этот тип останется на заднем плане, его не будет видно, — с обидой ответил Жолуд. — Вначале-то и ты его не заметил…

— Был бы я хорош, если бы заметил уже в материале. Поприличней массовки ты, конечно, не мог достать…

— А кто пойдет сюда мучиться за три рубля?

— Да вон же, погляди, какая красавица — сама чистота и нежность!

— Эта чистота и нежность еще только в седьмом классе.

— Прекратить! — прикрикнул на них Коберский. — Этого убрать вон туда, к бочке с пальмой. А сюда эту девочку. — Аникей наклонился к камере и наблюдал в кадре, как Жолуд пересаживал девочку на место мужчины. Скривился, сказал Виталию: — Уж больно молода, а так ничего, сделайте ей грим. И возьми, Леня, ее крупнее.

— Симпатичная мордашка, — улыбнулся Жолуд, поняв, что режиссер доволен его находкой.

— Включите третий диг! — скомандовал Савостин.

— Репетируем! — поднял руку Коберский, жадно и придирчиво охватывая взглядом сразу весь зал. — Начали!

Все, до сих пор казавшееся скованным, неподвижным, завороженно глядевшим на камеру и режиссера, ожило, задвигалось; звякнули бокалы, забулькало ситро, заиграла негромкая уютная музыка, задвигались стулья, и в глубине зала несколько пар поднялись танцевать.

— Так, так, ничего, — сказал Коберский. — Стоп!

— Да они все — как настоящие артисты, — наклонился к Мишульской Мережко.

— Как настоящие истуканы, — ответила своим баском Лиля. — Седьмой раз репетируем, удивляюсь, как Коберский еще не вышел из терпения. У него все-таки огромная воля.

В кафе вошли Скляр, Григорьев и Потапова.

— Почему так рано? — вновь набросился на Жолуда Коберский.

— Вы же сказали на восемь, а уже пятнадцать минут девятого.

— Не успели, значит! Не видишь сам, что ли? Мог бы позвонить, они еще часок-полтора отдыхали бы в гостинице, страсть не люблю усталых актеров!

— Так что, попробуем снять? — спросил Савостин.

Коберский не ответил, мысли его, по всей видимости, уже были заняты только что приехавшими актерами, они для него важнее любой сегодняшней сцены с массовкой.

— Тут нет никакой комнатки, где бы они могли пока отдохнуть? — спросил он у Скляра.

— Заведующая дала мне ключ от своего кабинета.

— Отлично. Пусть идут туда… Или нет, постойте. — Он положил руку на плечо Савостину и сказал виновато. — Ты был прав, не снимем мы того, что на сегодня задумали. — И уже властно. — Значит, так: сейчас снимем уже отрепетированный общий план, потом приход героя в кафе, затем… А вот их встречу уже не успеем снять.

— Может, снять крупным планом героиню? — предложил Савостин.

— О, молодец, это идея! — загорелся Коберский. — Только игра у нее сложная, она в этом крупном плане должна задать тон и темп всему эпизоду, поэтому нужно снимать ее свежей, еще не уставшей. Вот этот крупный план снимем — и отпустим ее на все четыре стороны.