В петле времени

«Как же случайна жизнь», – думал Ланье. Если бы сто лет назад Эйнштейн не увидел своего отражения в окне мчащегося поезда, то физика не была бы той, что есть сейчас. Может, об этом он и расскажет студентам в Бронксе. О случайных открытиях, изменивших мир. Или он будет говорить о себе? Шатц обязательно заставит его рассказать о себе, а Ланье обязательно смутится.

Инес не раз говорила ему, что о себе надо говорить всегда, и всегда только в лучшем ключе, скромностью ещё никто ничего не добился. Ах, Инес! Ланье вспомнил, с какой гордостью она каждое утро разбирала почту и с каким воодушевлением читала письма, приходившие к нему. Кто ему только не писал, даже из-за границы. А на физическом форуме открылось несколько веток с дискуссиями, люди спорили о перспективности или провале его теории. Ланье часто писали посторонние люди, он даже не знал, кто они, ему и не нужно было знать. Но этот человек в чёрном костюме всё никак не выходил у него из головы. Кем же он был… На учёного не похож. Может, один из спонсоров, догадался Ланье. Догадался и тут же успокоился. Так всегда было, они прощупывают почву, желая узнать, сколько же в действительности будет стоить исследование, не завысит ли цену декан. А может, его хотят перекупить? Другой университет. Это вполне объяснило бы тот флёр скрытности, который витал над незнакомым господином. Жаль, Ланье не догадался спросить, как его зовут.

До университета оставалось немного. Пару раз он вздремнул, и оттого время показалось таким съёженным, что он и не заметил, как прошёл сквозь него. Всё же время формируется сознанием, – размышлял профессор, – в бессознательном состоянии времени для нас нет».

У дверей колледжа его встретил Анри Шатц.

– Друг, – раскрыл он объятия, – Альберт! Как я рад что ты откликнулся на моё приглашение. Я и не надеялся даже.

Шатц лукавил. Он ещё как надеялся.

– Я не мог отказать, – улыбался Ланье, – да и развеяться мне не мешало бы.

– Отлично-отлично, – хлопал Шатц друга по плечу.

– Значит, ты открыл физический факультет?

– Да. Пару лет назад. Ну, как я открыл. Открыл-то университет, а меня пригласили, чтобы возглавить его.

– И у тебя получилось.

– Не совсем…

– Что ты имеешь в виду?

Они поднимались по лестнице и уже зашли в университетский холл.

– Желающих не так много. Всё же раньше этот университет был сугубо гуманитарным. Он и сейчас такой, с гуманитарно-религиозным уклоном.

– И кому-то здесь интересна физика?

– Потому я и позвал тебя, зная, как ты можешь заинтересовывать.

– О, это большая ответственность, Анри, – смутился Ланье.

– Не бери в голову, ты звезда, а молодёжь нынче только и клюёт на известность.

– Если мне удастся заманить хоть одного студента на твой факультет, я буду счастлив.

Лекция проходила блестяще. Ланье вспомнил, как когда-то он и сам был вот таким же слушателем и внимал не менее известным профессорам, а теперь они внемлют пению птиц на городском кладбище, а он вот здесь пытается донести законы физики до совсем ещё юных умов. Умов, как заметил Ланье, было-таки предостаточно, почти полная аудитория. Наверное, им пообещали зачёт по какому-то из предметов, иначе чем можно было объяснить такой интерес к физике. Не иначе Шатц подсуетился, не хотел, чтобы друг приехал в пустую аудиторию. Так оно или нет, но его всё же слушали.

В один момент, в тот самый, когда Ланье рассказывал о случае с Эйнштейном в поезде, ему показалось, что на задних рядах среди особо шумных студентов стоял тот же самый господин, которого он видел во дворе Принстона, только теперь он был не один, их было двое, двое одинаковых, в чёрных костюмах, один был в шляпе. Они внимательно слушали Ланье и разговаривали друг с другом, не поворачивая головы. Ланье мог читать по губам, но было слишком далеко, чтобы разобрать, о чём они говорят.

«Они пришли за мной, – подумал Ланье, – и это никакие не спонсоры». Какой спонсор будет бегать за учёным? Все договорённости осуществляются за закрытыми дверьми, в серьёзных кабинетах. Значит, они следили за ним, они знали, что он приедет сюда. Ланье пробил холодный пот. Он машинально дочитывал лекцию и боялся, ужасно боялся, не за жизнь, за своё исследование. Что, если ему не дадут его закончить? Что, если всё закончится, не успев и начаться? Он глубоко вдохнул и выдохнул, посмотрел на ожидающих его студентов. Скорее всего, он всё же прервался и какое-то время молчал. Ланье посмотрел на Шатца, взгляд того тоже был выжидающим. «Точно, оплошал», – подумал Ланье. Он взглянул в свои записи, потом снова на аудиторию. Тех господ уже не было. Будто и след простыл. «Может, показалось», – подумал Ланье. С его-то близорукостью что только не покажется. Лекцию он продолжил с большим энтузиазмом и завершил, сорвав аплодисменты.

– Отлично, – сказал Шатц, подойдя к нему, – ты, как всегда, на высоте.

– Да брось…

– Я бы хотел попросить тебя, если, конечно, это возможно, приезжать к нам хоть раз в месяц. Если хочешь, откроешь свой курс.

Ланье совсем этого не хотел.

– Конечно, – сказал он, – я с радостью. Нужно лишь сверить графики.