В петле времени

– Да, – Шатц ударил себя по лбу, – конечно, у тебя совсем мало времени.

Ланье оглядывался по сторонам, студенты выходили из аудитории, теснясь в дверях, смеясь и толкая друг друга.

– Ты кого-то потерял?

– Ты не видел здесь никого постороннего? – спросил Ланье.

– Нет, – протянул Шатц, – а ты кого-то видел?

– Наверное, показалось, – улыбнулся Ланье.

– Ты устал, мой друг. Не выпьешь ли кофе?

– Нет, спасибо, я обещал жене вернуться пораньше.

– Конечно-конечно.

Шатц проводил профессора до дверей колледжа.

– Ну всё, – сказал Ланье, – дальше я сам.

– Нет, я посажу тебя в такси, – засуетился Шатц.

Не успели они спуститься, как к ним подъехал автомобиль. Жёлтый, с шашечками на крыше. Ланье попрощался с другом, пообещал ему обязательно быть, сел в такси и уехал.

– В Принстон, пожалуйста, – сказал он.

– Как скажете, профессор.

«Откуда он знает, что я профессор, – напрягся Ланье. – Наверное, статью прочитал», – успокоился он.

22 глава

Окружная тюрьма штата Орегон

По законам Соединённых Штатов смертной казни можно ждать от года до пятнадцати лет, пока не будет точных доказательств или опровержений вины смертника. Судебная система позаботилась о том, чтобы ни один приговор не был ошибочным.

Звенящее клацанье тяжёлых решёток будило каждое утро в шесть. Каждое утро в 6:05 открывался затвор тринадцатой камеры, пропуская два подноса с едой. Каша, какао, хлеб, джем.

– К тебе сегодня придут, Джейкоб, – сказал человек в форме, – будь готов, – уточнил он и захлопнул решётку.

Джейкоб поставил поднос на столик и сел за него. У каждого была своя кровать, столик и стул.

– Тебя часто хотят видеть. Что им надо? – спросил второй заключённый, с неровной щетиной на щеках.

Их было двое: Джейкоб и Сайрус, один средних лет, хорошо сложён, чисто выбрит, другой, чуть постарше, обрюзгший, щетинистый, местами седой.

– Я не знаю, – ответил Джейкоб, хлебая жидкую кашу.

– Им точно что-то нужно от тебя, – не вставал с кровати второй. – Джем клубничный?

– Персиковый.

– Дерьмо, – сплюнул Сайрус. – Почему они каждый день вызывают тебя, что они делают, что им нужно? Может, ты ни при чём, может, не виноват? Я вот точно не виноват, это всё заговор, меня подставили, ты же знаешь, что меня подставили, Джейкоб? И они это знают. Что они говорят? Что они сказали тебе? – он приблизился и говорил совсем тихо, оплёвывая ухо Джейкоба каким-то наждачным шёпотом.

– Сказали не разглашать, – ответил Джейкоб.

Сайрус заржал.

– И ты что? Мне не скажешь? Мне не скажешь, Джейкоб? Да я скорее сдохну здесь, чем дождусь справедливости! Ты знаешь, какой у них план, знаешь какой? Чтобы мы передохли, – перешёл он на крик. – Передохли, слышишь! И мы сдохнем, – орал он на всю камеру.

– Сядь, Сайрус, – Джейкоб ел кашу и прихлёбывал из пластикового стаканчика.

– Мы сдохнем! – закричал Сайрус и заскакал по всей камере: – Они ждут нашей смерти, Джейкоб, мы проедаем налоги, – он начал долбить в дверь ногой, – и потому сдохнем все! Сдохнем все!

«Эй, заткнись там, придурок», «Уймите шизика», – выкрикивали из соседних камер.

– Это вы – шизики! – кричал Сайрус, вцепившись в решётки небольшого отверстия в двери. – Все шизики! Вы все сдохнете! Сдохнете, шизики, – тыкал он пальцем на всех, кого можно было рассмотреть в глубине соседних решёток, – ты сдохнешь, и ты сдохнешь, и ты…

Джейкоб намазывал джем на хлеб.

Сайрус вцепился в решётку.

– Вы все сдохнете! Выпустите меня! Вы-пу-сти-те меня!

«Сейчас тебя выпустят», – раздался где-то в конце коридора металлический голос надзирателя.

– Сядь лучше, Сайрус, обколют опять.

Джейкоб знал, что многие заключённые так и продолжали косить под психов в надежде на лучший исход. Но это не срабатывает, никогда не срабатывало. Сейчас его заберут и обколют, потом приведут уже тихого. Он будет лежать на кровати и ещё пару часов смотреть в никуда, а после расскажет историю, как его когда-то подставили, подбросили героин и повесили двойное убийство. А он ни при чём. Здесь никто ни при чём, почти никто.

Джейкоб не отрицал своей вины, он всё признал. Не было смысла косить под психа и придумывать небылицы, он сам был полицейским, он знал, как это работает, как все там работают на той стороне, где есть слово закона. Не получится прикинуться психом. Спецов не проведёшь. Там настоящие спецы. В этой комиссии сидит не один человек, их пять или шесть, они доктора, профессора, они видят душевнобольных, они знают, что Сайрус здоров.

Опять грохнул металлический затвор, тяжёлая дверь с трудом отворилась, теперь двое стояли у двери, Джейкоб встал из-за стола.

– Спокойно, Джейкоб, мы не за тобой.

– Я знаю, – сказал он.

– Мы все сдохнем! – кричал Сайрус. – И вы сдохнете. – Лицо его покраснело и, казалось, ещё больше опухло, щёки раздувались, выстреливая слюни через вывернутый наружу красный в трещинах рот.

– Пойдём уже, – заломили ему за спину руки, защёлкнули запястья в наручники.

– Куда вы меня тащите? – Дверь закрылась, замок повернулся три раза. – Я не дам себя колоть, – доносилось визгливым эхом.

– Допрыгался, идиот, – кричали из камер, – закрой уже варежку.