В петле времени

– Не рыпайся, – предупредили сзади.

Морис и не собирался рыпаться, он знал, что это бессмысленно.

– Что вы хотите? – спросил он.

– Ну уж точно не обокрасть тебя, – заржал бородатый тип, оглядывая бедный салон, – так и не заработали ничего, да, детектив?

Морис молчал.

– Трудная у вас работа, – продолжал говоривший, – и было бы за что умирать. Жаль убивать вас, детектив. Правда, Пабло?

– Да мне всё равно, – сказал, видимо, Пабло.

– А мне ж-а-ль, – протянул первый. – Но вы не оставляете нам выбора. Вы залезли не в ту нору, мистер Морис. Вы связались не с тем человеком. Оставьте Эмму Клетчер в покое. Не дело тревожить покойников.

– Вы люди Нильсона, – вымолвил Морис, – значит, он и в правду убил…

– Нет, мистер Нильсон хороший человек, он никого не убивал, и мы никого не убьём. Мы вообще никого не убиваем. Мы просто разговариваем.

– Вы угрожаете представителю закона.

– Мы? Пабло, убери пушку. – Пабло убрал. – Мы не угрожаем, мы разговариваем. Мы любим разговаривать с людьми. Пабло, скажи.

– Угу, – сказал Пабло.

– Не вмешивайтесь, мистер Морис, вы всё равно ничего не докажете.

– Если не докажу, почему же вы угрожаете мне?

– Мы не угрожаем, мы заботимся о вас. Экономим ваше время.

– Очень признателен, – сказал Морис.

– Вот и отлично. Пошли, Пабло, – сказал бородач, и оба вышли из машины.

Около пяти минут Бенджамин сидел неподвижно. Хоть он и был полицейским уже пятнадцатый год, но такое было впервые. Ему всё же хотелось умереть в своей постели, от старости или хотя бы от болезни, но не в своей машине от рук мексиканцев. Всё, что сейчас произошло, было больше похоже на блеф, пустое запугивание. Он выдохнул, завёл авто и поехал на работу.

Люминесцентная трубка мигала на потолке, создавая зудящий шум. Заработала, перестала шуметь.

– Надо позвать электрика, – сказала Глория.

– Он только по понедельникам, – напомнил Ронни, – сокращение ставки.

– На всём экономят.

Морис сидел в своём кресле и не мог придумать ничего, что сдвинуло бы это дело с мёртвой точки.

Глория сидела напротив, попивая кофе, который несла капитану.

– Значит, эта стерва отказала тебе? – прихлёбывала она, уставившись на Мориса своими слипшимися ресницами.

– И как ты мог поехать к этому сутенёру без меня? Я что, мешаю тебе, нет, ты скажи, Бенджи, я мешаю тебе?

Он не мог сказать, что мешает, он не хотел обидеть её.

– Это кружка капитана? – спросил Ронни. – Ну, и как наши дела?

– Он был у этого сутенёра, агентишки, я рассказывала тебе, и даже меня не позвал.

– Как будто меня он позвал, наш Бенджи теперь сам по себе, – обиженно сказал Ронни, – а мы тут от скуки дохнем.

– Надеюсь, вы никому больше не рассказывали?

– Мы? Никому…

– Я пойду отнесу кофе капитану, – сказала Глория и, отхлебнув ещё глоток, пошла относить.

– Ну, и что ты намерен делать? – спросил Ронни.

– Не знаю. Нужно, чтобы хоть одна призналась, хоть одна из них.

– Да, цепная реакция.

– Что?

– Цепная реакция, – повторил Ронни, – признается одна, признаются и другие. И тогда у тебя будет не одна жертва, а несколько. Не одно показание, а несколько схожих показаний. И общественный резонанс. Скорее всего, они пойдут сразу в прессу. Ты тогда точно засадишь его.

– Я знаю только одну, и она не хочет давать показания.

– Конечно, не хочет. – Вернулась Глория и подсела ближе к Морису. – Потому что она стерва.

– А зачем нам настоящий свидетель? – сказал Ронни.

– Ты о чём?

– Можно же поймать на живца.

Глория с Морисом непонимающе уставились на напарника.

– Вот, смотри, – придвинулся он к столу. – Глория, принеси мне кофе.

– Ага, сейчас, побежала. Говори давай, на какого живца?

– Ты находишь любую актрису и просишь её сыграть роль этой самой жертвы. Нильсон, наверное, уже и не помнит, сколько девчонок прошло через него. И необязательно ей быть известной, она может быть совсем незаметной. Ей главное – заявить о нём. Что он её использовал…

– Точно, – сказала Глория, – использовал и кинул на деньги. Поломанная жизнь, слёзы, сопли, трагедия. Она никем не стала… ни актрисой, ни счастливой женщиной.

– Верно-верно…

– Бред какой, – покосился Морис, – не пройдёт и недели, как нас раскусят.

– А нам и не нужно больше недели, – говорил Ронни. – Другие, настоящие жертвы, начнут давать показания, они восстанут против него.

– И где мне искать такую актрису?

– Можно и не актрису, – сказал Ронни.

– Хорошо, и где мне искать такую не актрису? Её ведь надо ввести в курс дела, а мы не имеем права разглашать детали дела посторонним людям. Она же разболтает всё.

– Ты прав, – почесал затылок Ронни, – нужен свой человек. О! – подпрыгнул он на стуле.

– Что?

– Возьми Глорию!

– Кого?

– Меня?

– Её?

– А почему нет?

– Она не сможет.

– Почему это я не смогу?

– Да, почему это она не сможет?

– Всё я смогу!

– Всё она сможет.

– Даже не думайте.

– В школе я играла в театральной студии.

– Ты видишь, Бенджи, она играла в студии…

– Нигде она не играла!

– А могла бы сыграть, и сыграю! – ткнула она в Мориса своим длинным ногтем. – И ты дашь мне эту роль!

– О господи!

– Не молись, не поможет, – сказала Глория и поправила причёску. Она выдержала театральную паузу, заморгала, закатила глаза и вернула их на место.