В Питер вернутся не все

Старообрядцев повернулся к репортеру, однако глядел в сторону.

— Эх, все равно докопаются… Не вы — наплевать на вас, а милиция. — Безнадежно махнул рукой, оттого пласты сигаретного дыма, подсвеченные солнцем, снова пришли в движение. — Царева с Прокопенко приходятся друг другу кузенами. Они — двоюродные брат и сестра.

— Что?!

— Да, их матери — родные сестры. И Прокопенко с Царевой знакомы, естественно, с раннего детства. Это она, на самом деле, подвигла Вадика поступать на режиссерский. Эльмира тогда уже актрисой была, и довольно известной. Ну и соблазнила его режиссурой. Говорила, что актерская профессия — чрезвычайно зависимая, а режиссер на площадке царь, бог и воинский начальник (и это, замечу в скобках, чистая правда). И она сама с ним в детстве занималась — чтобы только Вадюшенька поступил. Мне сам Прокопенко рассказывал, еще когда мы с ним впервые встретились, когда его дипломный фильм снимали. Он тогда неиспорченный был, откровенный. Ну а с тех пор, как Вадим стал режиссером-постановщиком, он ее в каждом фильме снимал. Пусть маленькую роль — а для Царевой придумает. Вы разве не обратили внимание?

— Я не слишком знаком с творчеством покойного.

— Н-да, к Эльмире он чувство благодарности все ж таки испытывал, не то что ко мне. Родная кровь! И до сих пор старался ее за прошлые благодеяния отблагодарить.

— Ч-черт… Родная кровь, родная кровь… — пробормотал репортер. — Ну надо же… Царева и Прокопенко — родственники… А почему вы от меня этот факт скрывали?

— А вы спрашивали? Да и почему я должен был вам докладывать?

— Скажите, — осторожно заговорил Полуянов, — а другие родственники у Прокопенко имеются? Более близкие, чем Царева?

— Вот вы куда клоните! — оператор опять погрозил журналисту пальцем. — Считаете, что мотивом убийства стало наследство?

— А почему бы нет? Так есть у Вадима Дмитриевича кто-то ближе, чем она?

— Детей у него точно нет… Жены было две, с обеими он давно развелся… Пожалуй, нет никого.

— А наследство, я имею в виду не творческое, а вполне материальное, у Прокопенко большое?

— Бросьте вы! Никогда я не поверю, чтобы Царева могла кого-то убить.

— По-моему, деньги кому угодно могут вскружить голову. К тому же живет Эльмира Мироновна, судя по ее одежде, бедненько…

— Да, пенсия небольшая, а в кино зовут все реже… — вздохнул оператор, явно думая не только о народной артистке, но и о себе самом.

— Прокопенко богатый человек?

— Обеспеченный, конечно. Но богатым его не назовешь.

— А конкретней?

— Сберкнижек я его, конечно, не видел, но… Есть у него квартира, четырехкомнатная…

— Где?

— Почти в самом центре, на Малой Грузинской.

— Три-четыре миллиона долларов.

— Вы думаете?

— Уверен. А еще? Дача?

— Тоже имеется. В Красной Пахре. Домик небольшой, зато участок двадцать пять соток…

— Еще, как минимум, миллион «зелеными».

— Ну и квартира в Болгарии, на побережье, в доме с бассейном.

— Мелочь, — тысяч сто евро… А антиквариат?

— Он не понимал и не увлекался.

— Картины?

— Точно нет. Правда, он собирал старые киноафиши — он советские, французские, немецкие, голливудские… Их у Прокопенко много было… Вся дача увешана, и еще множество в запасниках…

— Ну, на этом рынке цены мне не ведомы… Но, думаю, если постараться, можно найти такого же оголтелого коллекционера, как Прокопенко, и продать ему собрание за кругленькую сумму… Еще что-нибудь?

— Да вроде все. Вы действительно думаете, что Прокопенко могли убить из-за денег?

— Как учит нас наука криминалистика, — залихватски произнес Дима (настроение у него после того, как появился действительно реальный подозреваемый, заметно улучшилось), — корысть — один из наиболее распространенных мотивов убийства. Особенно в высших сферах, где не принято спьяну бить собутыльника чугунной сковородкой по голове… А вы точно знаете, что Царева — двоюродная сестра?

— Да не могла она убить, — отмахнулся Прокопенко. — Интеллигентнейшая дама. И я не могу гарантировать, что она — единственная наследница.

— Ладно, Аркадий Петрович, я вас понял. Ничего не желаете добавить?

— Да вы мне и так всю душу вынули!

— Не буду вас больше мучить. Мне надо подумать. Только, пожалуйста, никому ни слова. Особенно Царевой.

— Слушаюсь, — усмехнулся оператор, саркастически добавив: — мистер Пинкертон.

Старообрядцев покинул тамбур.

А Дима… Дима совсем позабыл, что всего полчаса назад он давал себе зарок: в дело больше не лезть, со своим доморощенным следствием покончить и лишь подсобрать информации о свидетелях — пассажирах вагона люкс. Его снова охватил азарт охотника, азарт борьбы. Полуянов достал блокнот, в котором делал свои заметки — почти стенографические крючки, понятные лишь ему одному.

«Почему я сразу не подумал об этом мотиве? — корил себя он. — Наследство, деньги… А покончили с Прокопенко именно сейчас, потому что режиссер с Волочковской решили пожениться. И вчера объявили о помолвке, пояснив, что свадьба состоится довольно скоро».

Полуянов, нащупав нить, в ажитации несколько раз быстро прошелся по тамбуру. Он продолжал размышлять.