В плену отражения

— Зачем? — переспросила она. — Хороший вопрос. Наверно, затем, чтобы не давать тебе ложную надежду.

— Выходит, вы не знаете, поможет ли это Тони?

— Не знаю. Могу только надеяться.

Она стояла у очага и помешивала драконий бульон деревянной ложкой, время от времени снимая пену.

— Ты так ничего и не рассказала, Светлана, — сказала она. — Что произошло с тобой, после того как ты ушла отсюда?

— Ничего я не буду рассказывать. Сначала вы. Как вы вообще узнали, что у драконьих зародышей такие свойства? Или это знают все хранительницы колец?

— Вряд ли. По крайней мере, мне никто не рассказывал.

— Тогда как?.. Постойте, постойте! Вы сами!.. Вот почему вы не такая, как Маргарет! Вот почему можете управлять своим телом! Вы-то говорили, это все из-за кольца, а на самом деле…

— Хорошо, хорошо, — сестра Констанс с досадой отложила ложку и села на сундук. — Только перестань трещать! Ты думаешь так громко, что у меня голова лопается. Когда я умерла в первый раз — по-настоящему умерла — и потом снова очутилась в Баклэнде, я уже знала все об Отражении. Откуда? Ниоткуда. Помнишь, я сказала тебе, что некоторые вещи просто знаешь? Как будто кто-то вложил мне в голову это знание в миг между смертью и новой жизнью. Жизнью в мертвом теле. Я знала, что оба мира-близнеца отражаются в зеркале вечности, и в этом Отражении мне предстоит жить снова и снова, пока не придет конец всему. Мой разум, моя душа были живы, но тело мертво. Или нет, оно просто не было живым. Понимаешь разницу? Пусть я могла думать самостоятельно, но тело повторяло мою прежнюю жизнь, не отступая ни в чем.

В настоящей жизни, когда я только пришла в монастырь, моим послушанием было ухаживать за драконами. Каждую осень драконы линяли — сбрасывали часть чешуи. Все это выметалось, сжигалось. И вот через десять лет, когда я уже стала аббатисой, а драконы умерли, мне зачем-то понадобилось зайти в сарай, где они раньше жили. В полу, в щели между досками, что-то синело, я подняла завалившуюся туда чешуйку и случайно порезала руку острым краем. Ранка быстро зажила, но после этого я до конца жизни ничем не болела. Хотя до этого простужалась каждую весну и осень.

Когда это произошло снова, в Отражении, я неожиданно поняла, что могу управлять телом. С трудом, неуклюже, но могу. По правде, я редко пользовалась этой возможностью, уж слишком много сил на это уходило. Ну, ты прекрасно знаешь, как это. Но меня радовало уже то, я могу хоть что-то изменить, сделать иначе. И я не сомневалась, что это связано с драконьей чешуей.

Мне оставалось примерно два года до смерти, когда я пошла в грот проверить, все ли в порядке с яйцами. Я держала одно из них в руках, осматривая, не повредила ли его крыса или еще какая тварь, и вдруг услышала снаружи шум. В настоящей жизни я не обратила на него внимания, но тут не удержалась и обернулась. Яйцо выскользнуло у меня из рук и разбилось. Я знала, что ничего страшного не произошло, что это никак не повредило будущему дракону в настоящей жизни.

Конечно, можно было просто выбросить скорлупу и зародыша на мусорную кучу, но что-то словно удержало меня. Я подумала: если ранка от драконьей чешуи дала мне хоть какую-то свободу, что будет, если я… съем содержимое яйца? Но заставить себя съесть живого… ладно, похожего на живого зародыша я не смогла. Решила сварить. Варился он долго. Как видишь, чешуи у него еще нет, но очень твердая кожа. Наконец он разварился и превратился в какое-то синее желе, отвратительное на вкус. Поверь, тот отвар, который ты пила, по сравнению с ним — мальвазия. Слышите, мастер Энтони? Надеюсь, вас не вырвет.

Когда я съела все, сначала ничего не произошло. Я даже подумала, что зря мучила себя этой отравой. И вдруг внезапно поняла, что мне уже не надо прилагать столько усилий, чтобы сделать шаг или пошевелить рукой. Мое тело по-прежнему помнило все, что делало когда-то, и если я давала ему свободу, повторяло все запомненное до последней мелочи. Но если я хотела сделать что-то свое, оно легко подчинялось. Я жалела только об одном — что все это произошло так поздно.

— Но что мешало вам в следующий раз сварить яйцо еще в Баклэнде? — удивилась я.

— Ничего, — усмехнулась сестра Констанс, снова мешая варево. — Это не понадобилось. Когда я умерла и снова оказалась в монастыре, тело слушалось меня с первой же минуты. Оно запомнило эту свободу так же крепко, как и все остальное. Конечно, трудно назвать это настоящей свободой, ведь я все равно жила все ту же самую жизнь. Но по сравнению с первым повторением она была действительно вольной. Хотя и ограниченной тем местом, где я находилась. Сначала монастырь и соседний городок, потом эта вот хижина и то, что неподалеку от нее.

— Тогда почему вы не уверены, что драконий суп сможет помочь Тони? — спросила я. — Вам-то он помог.

— Да потому, что он еще не умер. И он не связан с кольцом. Хотя… теперь, похоже, уже связан.

Если б у меня все еще было тело, наверно, оно мгновенно взмокло бы от ужаса.