Читаем В погоне за русским языком полностью

А «впечатление»? Это тоже поэтическое сравнение, превратившееся в метафору. К нашей памяти, словно к глине, прикладывают «печАть», и на ней остается «отпечАток».

* * *

Писатели и поэты могут делать с метафорами настоящие чудеса. Если мы снова вспомним стихотворение Пушкина, с которого начиналась эта глава, то рядом со сравнениями найдем метафору. Она спряталась в последней строке:

Есть в мире сердце, где живу я…

Поэт хотел сказать, что его сердце – КАК дом, где живут дорогие ему воспоминания, СЛОВНО любимые люди или члены его семьи. Но он не произносит этих «как» и «словно», а позволяет читателю сделать это самостоятельно – перенося его в чудесный мир сказок, где человеческое сердце становится гостеприимным домом для воспоминаний. (Кстати, «гостеприимный дом» – это тоже метафора.)

Обратите внимание вот еще на что: для расшифровки пушкинской метафоры мне потребовался целый абзац. А поэту хватило всего четырех слов: «сердце, где живу я»… Это – тоже магия метафоры. Она – как калейдоскоп, превращающий несколько цветных стеклышек в бесконечную череду сложных узоров.

А что же происходит, когда нам попадается метафора более сложная и развернутая? О, тогда перед нами разворачивается целый мир.

Вот как это делает Пушкин в своей поэме «Домик в Коломне»:

I

Четырехстопный ямб мне надоел:Им пишет всякий. Мальчикам в забавуПора б его оставить. Я хотелДавным-давно приняться за октаву.А в самом деле: я бы совладелС тройным созвучием. Пущусь на славу!Ведь рифмы запросто со мной живут;
Две придут сами, третью приведут.

II

А чтоб им путь открыть широкий, вольный,Глаголы тотчас им я разрешу…Вы знаете, что рифмой наглагольнойГнушаемся мы. Почему? Спрошу.Так писывал Шихматов богомольный;По большей части так и я пишуК чему? Скажите; уж и так мы голы.Отныне в рифмы буду брать глаголы.

III

Не стану их надменно браковать,Как рекрутов, добившихся увечья,Иль как коней за их плохую стать, —А подбирать союзы да наречья;Из мелкой сволочи вербую рать.
Мне рифмы нужны; все готов сберечь я,Хоть весь словарь; что слог, то и солдат —Все годны в строй: у нас ведь не парад.

IV

Ну, женские и мужеские слоги!Благословясь, попробуем: слушай!Равняйтеся, вытягивайте ногиИ по три в ряд в октаву заезжай!Не бойтесь, мы не будем слишком строги;Держись вольней и только не плошай,А там уже привыкнем, слава богу,И выедем на ровную дорогу.

О чем говорит поэт? О том, как он выбирает размер и рифмы для будущей поэмы. Но вместо тишины библиотеки или кабинета, где было бы «прилично» это делать, мы с вами внезапно оказываемся на плацу: видим бравых вояк и старых инвалидов, которые старательно держат осанку, слышим бодрый голос командира. И все это сделала метафора!

А вот строки из поэмы Владимира Маяковского «Во весь голос»:


Парадом развернув

  моих страниц войска,

я прохожу

  по строчечному фронту.

Стихи стоят

  свинцово-тяжело,

готовые и к смерти

  и к бессмертной славе.

Поэмы замерли,

  к жерлу прижав жерло

нацеленных

  зияющих заглавий.

Оружия

  любимейшего

    род,

готовая

  рвануться в гике,

застыла

  кавалерия острот,

поднявши рифм

  отточенные пики.


Нам известно, что Маяковский очень сложно воспринимал творчество Пушкина. То он предлагал «сбросить Пушкина с корабля современности», то обещал:


После смерти

  нам

    стоять почти что рядом:

вы на Пе,

  а я

    на эМ.


Одно несомненно: Маяковский стихи Пушкина прекрасно знал. И, вполне вероятно, «подхватил» его шуточную метафору, переиначил по-своему и сделал серьезной. Подобные переклички поэтов сквозь время – отнюдь не редкость.

Совсем другой образ передают стихи Осипа Мандельштама:

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов
19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов

«19 мифов о популярных героях. Самые известные прототипы в истории книг и сериалов» – это книга о личностях, оставивших свой почти незаметный след в истории литературы. Почти незаметный, потому что под маской многих знакомых нам с книжных страниц героев скрываются настоящие исторические личности, действительно жившие когда-то люди, имена которых известны только литературоведам. На страницах этой книги вы познакомитесь с теми, кто вдохновил писателей прошлого на создание таких известных образов, как Шерлок Холмс, Миледи, Митрофанушка, Остап Бендер и многих других. Также вы узнаете, кто стал прообразом героев русских сказок и былин, и найдете ответ на вопрос, действительно ли Иван Царевич существовал на самом деле.Людмила Макагонова и Наталья Серёгина – авторы популярных исторических блогов «Коллекция заблуждений» и «История. Интересно!», а также авторы книги «Коллекция заблуждений. 20 самых неоднозначных личностей мировой истории».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Людмила Макагонова , Наталья Серёгина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История мировой культуры
История мировой культуры

Михаил Леонович Гаспаров (1935–2005) – выдающийся отечественный литературовед и филолог-классик, переводчик, стиховед. Академик, доктор филологических наук.В настоящее издание вошло единственное ненаучное произведение Гаспарова – «Записи и выписки», которое представляет собой соединенные вместе воспоминания, портреты современников, стиховедческие штудии. Кроме того, Гаспаров представлен в книге и как переводчик. «Жизнь двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла и «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» читаются, благодаря таланту Гаспарова, как захватывающие и увлекательные для современного читателя произведения.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Анатолий Алексеевич Горелов , Михаил Леонович Гаспаров , Татьяна Михайловна Колядич , Федор Сергеевич Капица

История / Литературоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Словари и Энциклопедии