В погоне за ветром (СИ)

— Вот ты где! — оклик и резко возникшая перед лицом фигура заставили Сирокко вздрогнуть и резко остановиться.

Это был Дейтерий. Судя по его поджатая губам, он был раздражён.

— В чем дело? — удивленно спросила она, поправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Ты меня искал?

— Тебе не кажется, что эта революция какая-то странная? — сразу заявил он, даже не сбавляя тон. — Как будто в ней двойное дно.

Сирокко испуганно зажала рукой рот возлюбленного. Если Дореми услышит эти слова, то Дейтерию несдобровать.

— Не здесь и не сейчас, — процедила она. — Нам конец, если кто-то услышит.

Дейтерий кивнул, но все ещё едва сдерживал гнев. Он не был в хорошем настроении с того самого дня, как они с Сирокко приехали на базу мятежников. Тем не менее, он не покидал этого места.

Сирокко завернула за угол и зашла в маленькую темную комнату, которая когда-то служила чуланом. Здесь их не могли подслушать: совет, столовая и жилые комнаты остались на другом конце коридора. В этой части дома редко появлялись люди, даже убирали здесь через раз.

— В чем дело? — спросила Сирокко, поворачиваясь к возлюбенному. — Ты ведёшь себя так, словно они тебе чем-то обязаны, но ведь гость здесь — это ты.

— Зачем ты лезешь в первые ряды? — процедил Дейтерий, с вызовом глядя на неё.

— Хочу и лезу, — отрезала Сирокко. — Я никого не собираюсь спрашивать.

Опека Дейтерия начинала ей надоедать. Он продолжал видеть в ней ребёнка, который не способен сам о себе позаботиться. Может, это так и было, но, во всяком случае, Сирокко никогда бы этого не признала. Если он позволит другим людям принимать за себя решения, то никогда не научится делать это сама.

— Тебе плевать на людей вокруг, — Дейтерий отступил назад, разом потеряв свой боевой настрой. — И однажды из-за этого останешься одна.

Сирокко вспыхнула. В её крови вскипело пламя, и гнев ударил в голову. Да как он смеет судить ее? Она сама разберётся со своей жизнью, а даже если не разберётся, то это только её проблемы.

— Знаешь что, милый, — процедила она, стараясь не выплескивать на Дейтерия всю свою ярость. — Я не звала тебя с собой. Не заставляла разделять революционные взгляды. Ты пошёл за мной сам, это было твоё решение, и не нужно перекладывать ответственность за него на меня.

Дейтерий несколько секунд изумлённо смотрел на Сирокко, но потом, вероятно, осознав свою ошибку, медленно попятился в сторону выхода. На мгновение Сирокко пожалела его: все же он был один и принимал сторону людей, которых ненавидел. Но с другой стороны он сам принимал решение, так что жалеть его, как и Дореми, не за что.

Сирокко твёрдо выдержала его взгляд, но когда тот вышел, опустила глаза и в изнеможении села на пол. Она так устала, ей хотелось убежать подальше из этого города. Как можно дальше, не важно, куда — просто исчезнуть. Ей было одиноко в окружении людей, Дейтерий продолжал отдаляться так же, как однажды это делала Эблис. Но у Эблис не было друзей, кроме Сирокко, как и наоборот — они дружили друг с другом больше от безысходности, чем от большой любви. За много лет они сблизились и больше напоминали сестёр, чем подруг, и здесь подходила фраза «родных не выбирают».

Сирокко было стыдно и страшно. Стыдно от того, как она говорила с Дейтерием — хотя она и была права, его было жаль. Он отказался от будущего в Академии ради того, чтобы просто находиться рядом с ней, и было очень неблагородном тыкать этим в лицо. А страшно потому, что с каждым днём она все больше отталкивала от себя близких людей, рвала нити, связывающие их. За всю жизнь у неё было лишь три друга — Хамсин, Эблис и Дейтерий. Первого она видела последний раз почти четыре года назад, Эблис ушла в неизвестном направлении, а Дейтерий постепенно отдаляется. Может быть, в одиночестве нет ничего страшного; может быть, для кого-то оно — спасение. Для Сирокко ветер и свобода были дыханием жизни, её смыслом. Ей казалось, что она — лодка посреди бескрайнего моря, и её с каждым днём относит все дальше от берега.

И не было на свете человека, с которым она могла этим поделиться.

Глава 37

Сирокко лениво открыла глаза. Вокруг царил непроглядный мрак, и лишь издали доносились приглушённые звуки суеты. В воздухе летали пылинки, затхлый воздух кладовой давил на легкие. Сирокко неловко поднялась на ноги, понимая, что в голове стремительно темнеет. Последнее, что она помнила — как обида и разочарование, оставшиеся после ссоры с Дейтерием, заставили её остаться в темной кладовой, чтобы никто не увидел её такой разбитой. Сирокко рассеянно отряхнула ржавого цвета штаны, сшитые из какой-то плотной ткани, потуже затянула широкий пояс. Бардак в мыслях постепенно успокаивался, и она наспех расчесала запылившиеся желтые волосы пальцами.

Дверь медленно открылась, в комнату скользнул приглушённый луч света. На пороге показалась тёмная фигура, в которой Сирокко сразу же узнала Дореми.

— Ты давно здесь сидишь, — констатировал он.

— Заснула, — коротко ответила Сирокко.