Об отдельной линии связи с Крючковым было известно только Андросову. Вся эта схема была уникальна, я никогда не слышал о существовании подобного способа связи между заместителем резидента и начальником ПГУ КГБ. На практике только руководитель резидентуры, а в его отсутствие — его заместитель могли иметь прямой контакт с начальником внешней разведки. Остальные сотрудники, если им это было необходимо, могли направлять Крючкову письма личного характера только по дипломатической почте; что касается зашифрованных сообщений, то шифровальщики имели указание их ни от кого не принимать. Мне удалось использовать такой канал связи только один раз — 5 октября 1985 года.
Составляя телеграмму, я пытался сдерживать свое раздражение. У меня было достаточно времени — несколько дней, не меньше, — чтобы составить мнение о значении письма от так неожиданно появившегося нового заявителя советской разведки. Однако переданная им информация требовала принятия срочных мер. Моторин и Южин уже находились в Москве, но Мартынов был еще в Вашингтоне, а его рабочее место находилось рядом с дверью моего кабинета. Эймс уже разоблачил этих трех агентов американцев, но никто в резидентуре, кроме Андросова и меня, об этом не знал. Теперь же, когда кто-то еще, вскрыв конверт, строго адресованный мне, узнал содержание письма, тайна перестала быть тайной. Это означало, что об этом узнает еще большее число сотрудников посольства, что в итоге может свести на нет наши усилия изолировать предателя и вернуть его домой. Мартынова может кто-то предупредить, и он от нас ускользнет. Честно говоря, я был разъярен, но должен был сделать вид, что не заметил факта вскрытия конверта, чтобы, прежде всего, не дать никому из моего окружения понять, что я предпринимаю какие-то действия в отношении Мартынова. Вот уже в течение нескольких месяцев я ломал голову, как отправить Мартынова в Москву. Самый простой вариант — отпуск домой. Но он только недавно из него вернулся и, между прочим, в ПГУ услышал новость об аресте Уокера. Отправить его в отпуск снова было бы глупо, это вызвало бы у него обоснованное подозрение. Имелись другие варианты, например получение награды в Центре за хорошую работу либо необходимость присутствия в Москве из-за каких-то семейных проблем. Проблема была в том, что как разведчик-профессионал Мартынов был прекрасно осведомлен о таких приемах нашей контрразведки. Он распознает малейшую фальшь или необычность предложения вылететь в Москву и сразу уйдет к ФБР. Было также затруднительно контролировать действия членов его семьи, поскольку все они вместе проживали вне территории жилого комплекса посольства, арендуя квартиру в пригороде Вашингтона, и в случае опасности могли быстро исчезнуть. Следовало также учитывать, что в пользу Мартынова работал также постоянный мониторинг ситуации вокруг него со стороны ФБР, которое, обнаружив что-то подозрительное, могло быстро принять меры по защите своего агента. Мне ничего не оставалось, как просто ждать, когда появится удобный, а главное — оправданный повод отправить Мартынова домой.
Командировка Мартынова в Вашингтон по линии НТР считалась очень престижной. Это давало ему шанс сделать в разведке блестящую карьеру. На восточном побережье США находилось множество исследовательских лабораторий, промышленных фирм, информационных центров и библиотек, используя которые молодой и предприимчивый офицер мог получить интересующие нас научно-технические материалы. Кроме того, здесь проводилось большое количество различных конференций и презентаций, и их посещение или участие в них открывали широкие возможности по установлению полезных контактов. Имея такие перспективы, амбициозный Мартынов не сомневался в своем светлом будущем. Его ошибка состояла в том, что он переоценил свои возможности.
После года пребывания в Вашингтоне его начальство в Управлении НТР в Центре приняло решение не передавать ему на связь агента, что было бы очень серьезной ступенькой в его карьерном росте. Работу с агентом поручили другому молодому сотруднику линии «X» резидентуры, прибывшему в Вашингтон одновременно с Мартыновым. Этот факт очень расстроил и разозлил Мартынова, считавшего себя более квалифицированным, а следовательно, и более достойным кандидатом для такой работы. В отличие от Сергея Моторина, другого офицера вашингтонской резидентуры, завербованного ФБР, который не отличался особой прилежностью на оперативной ниве и не прочь был приударить за симпатичным женским полом, Мартынов был трудягой и усердно «пахал» вашингтонские просторы. И тем не менее, он был неопытен, что проявилось в 1982 году на научной конференции, где он установил контакт с одним американским ученым, не заметив, что попал в расставленные Бюро сети. Считая своего нового знакомого перспективной оперативной связью, Мартынов начал развивать с ним отношения. Позже мне стало известно, что он стал объектом операции ФБР «Courtship», целью которой являлась вербовка советских граждан, работавших в Вашингтоне в начале 80-х годов.