В поисках агента. Записки офицера КГБ

А ведь всего этого, пожалуй, могло и не случиться. Несколько раз проигнорировав предложение Толкачева о сотрудничестве, ЦРУ наконец пошло на установление с ним оперативного контакта только благодаря его невероятному упрямству и желанию, чтобы его принимали всерьез. Первую попытку он сделал в 1977 году. Приблизившись к американцу, заправлявшему свою автомашину на бензоколонке около посольства США, которая обслуживала только иностранных дипломатов, он сунул ему подготовленную заранее записку. Американцем был не кто иной, как Роберт Фултон, резидент ЦРУ в Москве. В анонимной записке сообщалось, что автор работает в военном НИИ, разрабатывающем радиолокационную технику, и готов передавать США важную информацию.

Американцы проигнорировали предложение Толкачева. Тот оставил вторую записку — опять молчание, затем третью — снова никакой реакции. В этот период руководство Лэнгли, еще не оправившееся от паранойи всеобщей подозрительности, насаждаемой в ЦРУ недавно ушедшим в отставку руководителем контрразведывательных операций ЦРУ Энглтоном, запретило проведение каких-либо вербовок агентуры. ЦРУ было убеждено, что записки являются делом рук КГБ. Понадобился приезд в Москву нового резидента ЦРУ — упрямого и своевольного Гарднера Хэтавея, чтобы после нескольких попыток все же добиться от Вашингтона разрешения вступить в контакт с московским «инициативником». Хэтавей, который в 1985 году станет руководителем контрразведки ЦРУ, прославился в Москве во время пожара в американском посольстве, когда силой не пустил в помещения центра связи бригаду советских пожарных — в действительности офицеров КГБ.

А Толкачев продолжал бомбардировать американцев своими записками, постепенно все больше и больше рассказывая в них о себе и своих возможностях. Благодаря упрямству Хэтавея в штаб-квартире Управления наконец решились вступить с ним в контакт. Однако первая попытка закончилась неудачей — на домашний телефон Толкачева был выдан звонок, но трубку подняла его жена. Толкачев же не сдавался. Одналоды он даже сумел войти в Спасо-хаус — особняк-резиденцию американского посла. Встретившим его американцам он сказал, что ненавидит советскую систему и хочет сделать все от него зависящее, чтобы ее разрушить.

Через несколько месяцев в ЦРУ поняли, что это ученый высокого класса, который имеет доступ к очень важной научной и технической информации военного характера. Толкачев начал работать на американцев в январе 1979 года. Сотрудничество продолжалось долгих шесть лет, в течение которых никто, даже жена и сын, не знал о темной стороне его жизни.

Когда КГБ наконец стало известно о шпионской деятельности Толкачева, для его ареста Красильников привлек бойцов специального подразделения «Альфа». Это случилось воскресным днем в апреле 1985 года, когда ученый возвращался с дачи в Москву. Сотрудники «Альфы», переодетые в форму инспекторов ГАИ, остановили его машину и жестами показали, чтобы он подъехал к стоящему микроавтобусу, водитель которого что-то горячо доказывал стоящему рядом инспектору. Как только Толкачев вышел из машины, задние двери автобуса открылись и оттуда выскочила бригада захвата. Они надели на него наручники и почти полностью раздели, чтобы предотвратить возможное самоубийство Толкачева от спрятанного где-нибудь в одежде яда. После этого его отвезли в лефортовскую тюрьму.

Была обыскана квартира Толкачева, расположенная в одной из семи престижных сталинских высоток — в доме на площади Восстания. Шкафы и полки в кладовках были забиты коробками с деньгами, насчитывавшими миллионы рублей.

О Толкачеве нам сообщил новоиспеченный сотрудник ЦРУ, готовившийся принять его на связь от прежнего «куратора» — Стомбау. Этим сотрудником был Эдвард Ли Говард.

7

Холодным осенним вечером 2 ноября 1985 года я, окончив работу, сел в машину и взял курс на жилой комплекс, около которого велось строительство нового здания советского посольства. Ему предстояло заменить ставший тесным наш особняк на 16-й улице. Период, который позже американцы назовут «годом шпиона», уже беспокоил нас своими необычными обстоятельствами и значительностью происходящих событий. Конечно, американцы не догадывались об основной причине успехов советской разведки — вербовке Олдрича Эймса и Роберта Хансена — и узнали об этом только спустя годы. После этих вербовок я считал, что меня уже ничто не может удивить. Однако вид Станислава Андросова, идущего навстречу мне, когда я припарковывал в подземном гараже комплекса свою машину, предвещал новости, о существовании которых я не мог предполагать даже в кошмарном сне.

Резидент выглядел крайне озабоченным.

— Иванов сообщил мне, что Вы приехали, — проговорил он, когда я вылез из машины. (Он говорил о дежурном сотруднике охраны, контролирующем въезд и выезд автомашин посольства из комплекса.) — Юрченко вернулся.

— Что? — выдохнул я.

Я ожидал услышать от Андросова все что угодно, но не эту ошеломляющую новость.

— Он сейчас здесь, в комплексе. Появился минут двадцать назад. Сказал, что решил вернуться сам.

— Я не верю этому. Сукин сын!