В поисках гармонии. Искусствоведческие работы разных лет

30 Манн Т. Собр. соч. Т. 10. С. 338.

31 Там же. Т. 5. С. 197.

32 Там же. С. 236–237

³³ Вот характерный эпизод. Суриков, увидев кубистические картины Пикассо, сказал: «Вовсе это не так страшно. Настоящий художник именно так должен всякую композицию начинать: прямыми углами и общими массами. А Пикассо только на этом остановиться хочет, чтобы сильнее сила выражения была. Это для большой публики страшно. А художнику очень понятно» (цит. по .-.Евдокимов И В.И. Суриков. М., 1933. С. 148).

34 Манн Т. Собр. соч. Т. 9. С. 11.

35 Там же. Т. 5. С. 239–40.

36 Там же. С. 248.

37 Там же. С. 308.

38 Там же.

39 Там же. С. 314.

40 Там же. Т. 9. С. 274.

41 Там же. Т. 5. С. 321.

42 Там же. С. 324.

43 Там же. С. 245.

44 Блок А. Собр. соч. Т. 5. С. 349.

45 Кузнецов Б.Г. Эйнштейн. М., 1963. С. 33.

46 Манн Т. Собр. соч. Т. 5. С. 359–360.

47 Там же. С. 418.

48 Там же. С. 418–419.

49 Там же. С. 481.

50 Там же. С. 456.

51 Там же. С. 440.

52 Там же. С. 471.

53 Там же. С. 472.

54 Там же. С. 473.

55 Там же. С. 476.

56 Там же. С. 488.

57 Там же. С. 489.

58 Там же. С. 500.

59 Там же. С. 516–517.

60 Там же. Т. 9. С. 243.

61 Там же. Т. 5. С. 628.

62 Там же. С. 617.

63 Там же. С. 634.

64 Там же. Т. 9. С. 356.

65 Там же. Т. 5. С. 622.

66 Там же. С. 644–645.

67 Там же. С. 648.

68 Там же. С. 649.

69 Блок А. Собр. соч. Т. 3. С. 85.

70 Там же. Т. 6. С. 105.

71 Там же. С. 94.

72 Там же. С. 115.

Гротеск у Пикассо[28]

«Этот каталонец с лицом монаха и глазами инквизитора никогда не говорит об искусстве без внутренней усмешки, сопровождающей его отрывистые колкие фразы, усмешки, которая, однако, не трогает его губ» (Морис Вламинк).

«Никто в точности не знает, слушая его, где он кончает шутить; он умеет балагурить чрезвычайно серьезно, а серьезные вещи говорит так, что их при желании легко принять за шутку» (Илья Эренбург).

И друзья, и недруги Пикассо замечали сарказм и иронию, свойственные его личности; еще больше они свойственны его искусству.

История искусства знала гениев саркастического склада, но сарказм Пикассо имеет особую природу. Пикассо не сатирик у сатиры есть определенный прицел и точный адрес, а в странных образах Пикассо его не всегда обнаружишь. Можно ли допустить, что мишенью сатиры является его собственный ребенок, изображенный в виде монструозного существа? Пикассо еще менее того создатель шаржей: в его деформациях есть нечто надличное, и они редко смешат. В них нельзя видеть также и одну лишь игру прихотливой фантазии – для этого им недостает произвольности, они словно бы неотвратимы для художника, как будто не он их придумал, а они сами придумали себя.

У Пикассо есть вещи, которые можно считать сатирическими в обычном понимании (например, «Мечты и ложь генерала Франко»), есть и откровенно шутливые и карикатурные. Но и тех и других сравнительно немного. В большинстве работ Пикассо юмор присутствует в каком-то ином качестве. Они построены на неожиданных ассоциациях и парадоксальных сочетаниях. Несопоставимое оказывается сопоставленным, несоединимое соединенным, непохожее уподобленным, а сходное расподобленным. Это производит шоковый психологический эффект, это юмор гротеска. Но что такое гротеск? Довольно легко назвать его внешние признаки и трудно определить внутренние, сущностные. То, что называют гротеском, бывает свойственно разнообразным и различным по своей внутренней природе явлениям.

Хотя гротеск занимает, по-видимому, большое место в современном искусстве, ему посвящено мало теоретических исследований. Одно из немногих – книга В. Кайзера «Гротеск в живописи и поэзии». В поисках общей характеристики гротеска как эстетической и мировоззренческой категории Кайзер называет следующие признаки: 1) гротеск – художественная структура отчужденного мира, нарушающая наши привычные способы ориентации (здесь автор опирается на высказывания Дюрренматта); 2) гротеск – форма действия безличного «оно» («es»), отчуждающие разрушительные силы остаются неназванными и неузнанными; 3) образы гротеска есть игра с абсурдным; 4) образы гротеска иногда могут быть попыткой «заклятия» демонических разрушительных сил.

В. Кайзер выделяет три художественные эпохи, питавшие, по его мнению, особое пристрастие к гротеску, – эпохи реакции против позитивизма и рационализма: XVI век (Босх и Брейгель); романтизм начала XIX века; наша современность, как она выражается в модернистском искусстве. Причем «современное искусство обнаруживает такую родственность гротеску, как, может быть, ни в какую другую эпоху»¹.

Кажется странным, что, несмотря на это последнее утверждение, Кайзер не только не обращается к анализу искусства Пикассо, но даже ни разу не упоминает его имени в своей книге, хотя привлекает достаточно большой и разнообразный материал современности.