Глава 10
Дальше всех зайдёт тот, кто не сдвинется с места
Полагаю, от него сильно смердит. Вместо одежды лохмотья. Волосы, сбившиеся в космы, борода перепачкана. Один башмак без подошвы, второй прохудился насквозь. Ни о какой личной гигиене нет и речи. Голова низко опущена. Взгляд постоянно упирается в землю. Он старательно избегает поднимать глаза. А вдруг поблизости окажется знакомый кредитор? Один из многих. Нет одного переднего зуба. Второй сломан. Когда-то его грудь украшало множество золотых цепей. Теперь ни одной. Все украшения давным-давно проданы. Или проиграны. Или кто-то попросту своровал их. Перстень, подарок отца, заложен много месяцев тому назад. Тощий до такой степени, что можно пересчитать все рёбра. Голодный. И даже не тешит себя надеждой, что в холодильнике завалялось что-то из съестного. Его постоянно подташнивает от голода, и ни о чём другом, кроме еды, он и думать не может. Куда подевались прежнее высокомерие и надменный вид?
Впрочем, у столь мрачного финала было довольно бурное начало. Вполне типичное, кстати. Всё, что происходило тогда, можно описать так: «Я хочу то, чего я хочу и когда хочу, потому что я хочу и хочу прямо сейчас». Друзья-приятели охотно подливали масло в огонь. И вскоре он сам уже стал изрыгать из себя языки пламени. Был зол, неуживчив, высокомерен, думал только о себе. Вот с такими настроениями пошёл к отцу. Презрительно скривил губы и глянул на отца сверху вниз. «Я хочу забрать свою долю. Прямо сейчас», – объявил он ему. Учитывая культурные традиции того времени, такое требование было попросту неслыханным. Чем-то вопиющим, из ряда вон. Это было всё равно что сказать отцу: «Отныне ты для меня мёртв. Не хочу больше слышать ни о тебе, ни о твоей убогой, глупой жизни. Я забираю своё. И с этого дня ты мне больше не отец. Не смей даже разговаривать со мной».