Но вот карманы полны денег. С лёгкой душой он поворачивается спиной к отчему дому и в сопровождении толпы собутыльников уходит прочь. Они смеются, похлопывают друг друга по спинам. Толкаются, подпрыгивают, резвятся. Им весело. Время от времени прикладываются к бурдюку с вином. Для придания себе храбрости, так сказать. На горизонте уже маячит его величество грех.
А позади остался отец. Он стоит на пороге дома, смотрит сыну вслед и чувствует невыразимую боль в груди.
Но вот проходит время. Финансы быстро истощаются. Ведь он никогда не умел распоряжаться деньгами. Да и ничего другого тоже, по правде говоря, не умел. Деньги уходят легко. Разгульная жизнь оборачивается низменными страстями. Прожигает жизнь по полной. Вечно пьяный. Постоянно обкуренный. Тратит последние деньги, не считая. Спит с кем попало, где попало и когда попало. Человек, абсолютно не контролирующий свои поступки. «Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим». (1)
Ситуация становится ещё более сложной, так как на страну обрушивается голод. Зловещие буквы на стене проступают всё более отчетливо. Палочка-выручалочка в виде отцовских денег уже больше не спасает. Наследство промотано полностью. Друзья-приятели давным-давно разбежались в разные стороны.
Раздавленный свалившимися на него несчастьями, вечно голодный, одинокий, опозоренный, но ещё не окончательно опустившийся, он пошёл и, как написано в Библии, «пристал» к одному человеку. (2) Проще говоря, продал себя в рабство. Важный момент, который не стоит упускать. Юноша, воспитанный в благочестивой еврейской семье, идёт в услужение к нееврею. Берётся пасти свиней у одного из местных крестьян. Совершает вероотступничество чистейшей воды. Трудно даже представить себе большую степень самоосквернения. Ведь у евреев существовало множество законов на сей счет, и он их нарушил. Все до единого.
И вот он стоит в загоне, где содержатся свиньи, держа в руках помойное ведро, вокруг кучи навоза, жалящие слепни. И всего лишь одна-единственная ступенька отделяет его от падения на самое дно. Жадным взглядом он разглядывает содержимое ведра, чувствуя, как рот наполняется слюной.
И вот он сокрушённо чешет себе голову. Представляете себе эту картину? Стоит и прикидывает, что ему делать дальше. Озирается по сторонам, чтобы, не дай Бог! – никто не заметил, как он крадёт корм у свиней. Вот тот момент, когда он окончательно сваливается с лестницы и опускается на самое дно. Ибо «может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?» (3) Человек полностью сломлен. Он не только согрешил, сбился с пути истинного, запутался, он полностью утратил все жизненные ориентиры. У него не осталось никаких целей в жизни. И праведность его похожа на «запачканную одежду». (4) Между прочим, Исаия имеет в виду одежду, перемазанную менструальной кровью. Однако хватит с нас разговоров о блудном сыне. Вернёмся лучше к собственным делам. Разве нас самих нельзя упрекнуть в расточительности и транжирстве? И разве наши спорадические отношения с Отцом Небесным много лучше той скудной пищи, которой питался блудный сын в пору голода? Не обижайтесь, если мои слова задели вас. Но это так. Понятно, обидно, когда тебя в глаза обвиняют в расточительстве. Расточительство пагубно по своей сути. Вот и блудный сын сполна заплатил за своё расточительство.
Но, посмотрите, что его ждёт дальше. Казалось бы, полная безнадёга. Нет просвета ни в чём и нигде. Количество грехов уже просто зашкаливает. Но что-то же брезжит в его помутнённом сознании, что-то просеивается сквозь фильтры его души и попадает прямо в сердце, в самые дальние его уголки, где ещё сохранились какие-то крохи нежности и сыновьей любви. Значит, ещё не совсем очерствела душа. И движет им отнюдь не осознание собственного позора, не всеобщее осуждение. Память об отце – вот что становится поворотным моментом в его дальнейшей судьбе. А ещё любовь отца к своему сыну.
Готового на всё ради своей любви, только бы отыскать его. (Если бы видели меня в этот момент, то заметили бы, как бешено колотится сердце в моей груди.)