В полдень на солнечной стороне

- - Человека обижает плохо сделанное изделие, а он тоже трудящийся. Придёт на работу обиженный, расстроенный, при таком настроении производительность его труда пострадает. Значит, что? В итоге и мы все недополучим тех изделий, которые он сам производит. Значит, что? - повторял Петухов твёрдо. - Все мы взаимозависимы. Что плохо сделаем, то плохим в чем-нибудь другом для нас же и обернется. Значит, качество - это не ОТК, не ГОСТ, а твоя собственная воля делать получше и получать от другого тоже получше

То есть Петухов говорил о том, что внушали ему некогда его учителя-мастера, такие, как Золотухин и Зубриков, уча его рабочей совести, но не задумываясь о том, что это же самое неотъемлемо и от поста директорского, о чем Петухов, конечно, никогда не помышлял, стараясь только набираться лучшего от людей, которые хотели, чтобы он стал лучше.

И вот в один из летних дней второй половины нашего двадцатого века, в полдень, по солнечной стороне планеты летел турбореактивный самолёт с куцыми, короткими, скошенными лезвиями плоскостей, подобный стальному наконечнику копья, ибо в очертаниях его утрачено птицеподобие. Он летел, как снаряд, гонимый собственной метательной мощью, заключенной в его остроконечной, небесно-голубой металлической оболочке. Исторгаемая им звуковая волна отбрасывалась с такой силой, что казалось, она волоклась где-то далеко позади пронзаемого самолётом пространства, бессильная догнать своей звуковой скоростью скорость этого небесного создания, летящего так стремительно, что полёт его казался таким беззвучным, как парение птицы.

Внутри же самолёт был подобен узко и длинно вытянутому автобусу. Поскольку самолёт летел над облачной, будто снежной, равниной, смотреть на эту снежную рыхлую равнину было никому не интересно, а сознание того, что под самолётом все время таится гигантская пропасть, облетанным пассажирам, очевидно, было чуждо.

Почти перед самым взлетом к трапу подкатил цуг автомашин, из них вышли военные и почтительно распрощались с молодцеватым генерал-лейтенантом, ещё не близким к осеннему возрасту, хотя несколько и прихрамывающим, возможно, для солидности.

Генерал этот, ещё не расставшись с благодушной, по вместе с тем сдержанной по отношению к подчинённым улыбкой, вошёл в самолёт в сопровождении стюардессы, которой он начал улыбаться уже несколько иначе, чем сопровождающим его лицам, и когда он уже важно и неторопливо шагал по проходу между кресел, лицо его вдруг расплылось в наисчастливейшей улыбке, и он зычно возгласил на весь пассажирский салон:

- Вот это номер!

И почтенный мужчина и с ним такая же почтенная дама рванулись, словно толчком выброшенные из кресел, встали, вытянулись, и мужчина, держа руки по швам, с выпученными от напряжения глазами, произнёс на одном дыхании:

- Здравия желаю! - Сощурился, поглядел на погоны, добавил уже несколько легче, свободнее: - Значит, уже генерал-лейтенант! Поздравляю!

А дама добавила с милой улыбкой:

- И как это вы нас узнали в гражданском, товарищ комбат?

И смутилась от допущенной оплошности в звании.

Генерал попросил одного из пассажиров поменяться с ним местами, объяснив:

- Понимаете, фронтовики, однополчане, такая встреча, уж вы извините!

Усаживаясь между Петуховым и его супругой, разглядывая обоих так, словно от созерцания их испытывал наивысшее наслаждение, бесцеремонно обнимая их за плечи, говорил с упоением:

- Ну ребята! Ну и выросли вы! Гляжу - и глазам не верю! Такие оба представительные. - Произнёс с сожалением: - Пожалуй, теперь вами не покомандуешь. По команде «Смирно» не поставишь. - Произнёс сурово: - Сержант Красовская, а это что за декольте? Почему верхняя пуговица на вороте гимнастёрки не застегнута? Вы где: у папы и у мамы или на военной службе?

И громогласно захохотал, заметив, как супруга Петухова машинально и поспешно потянулась рукой к воротничку своей блузки. Хлопая сильной ладонью по колену Петухова, спросил:

- Ну как ты, где, как служишь?

- Да вот директорствую на фабрике, - сказал Петухов.

- Директорствуешь! Значит, в гражданском генеральском звании, - одобрил Пугачёв. - А чего производишь?

- Да вот, - Петухов опустил глаза, произнёс вполголоса: - Мебель делаем.

- Мебель? - спросил с некоторым удивлением Пугачёв, но, заметив смущение на лице Петухова, добавил благосклонно: - Мебель так мебель. Важно только, чтобы твои изделия под задами не разваливались. - Пожаловался: - Заседаем много. Будь моя власть, я бы только чурбаки ставил или трибуны с люком в полу: как оратор время положенное перебирает, нажал кнопку, бац - вниз. - Осведомился задорно: - На дрова хоть твои изделия годятся?

- Почему же на дрова? - обиделся Петухов. - Нам вот даже знамя за успехи вручили.

Соня тут же внесла поправку:

- Завод машиностроительный, с которым мебельная фабрика соревнуется, знамя получил на вечное хранение, а Гриша - только переходящее.

- Ну это законно! - возгласил Пугачёв. - Сравнили тоже: машиностроительный и мебельная. Нашли с кем тягаться, даже смешно!

- Уровень механизации труда у меня не ниже их! - вспыхнул Петухов. - Если б капиталовложения...