В путь-дорогу! Том II

— Большія здѣсь притензіи въ городѣ, сказалъ улыбаясь Буеракинъ Телепневу.

— А что? отозвался Телепневъ.

— Да такъ-съ. Все Парижъ изъ себя представляютъ; ну и въ театрѣ тоже: все даютъ, и оперы и балеты, а ужъ какъ даютъ — сами увидите.

— Вы до театра не охотникъ? спрашивалъ басомъ Дубровинъ Абласова.

— Да я почти и не бывалъ въ театрѣ.

— Трата денегъ одна, а въ сущности — собачья комедія, пробасилъ Дубровинъ.

— Да почти, что такъ, заключилъ Абласовъ.

— Такъ вы, господа, собирайтесь, а я къ вамъ сейчасъ зайду, крикнулъ Гриневъ, и началъ одѣваться.

Пріятели наши раскланялись и отправились домой.

XIII.

Въ сторонѣ отъ той площади, гдѣ находился Черный прудъ, посреди длинной улицы, ведущей въ поле къ женскому институту, возвышался городской театръ. Онъ смотрѣлъ весьма презентабельно и представлялъ собой квадратное зданіе въ два этажа, съ большими круглыми колонами и какими-то греческими украшеніями на фронтонѣ. Онъ былъ выстроенъ лѣтъ пять-шесть передъ тѣмъ, и не успѣлъ еще загрязниться.

Часовъ въ семь, у подъѣзда стояло, какъ и быть слѣдуетъ, два жандарма и хожалый. Подъѣзжали всякіе экипажи: и коляски мѣстныхъ аристократовъ, и мизерные извощики съ треуголками и студенческими воротниками.

Наши пріятели и Гриневъ помѣстились на двухъ дрожкахъ; Гриневъ ѣхалъ впереди съ Горшковымъ, и козыремъ влетѣлъ въ театральныя сѣни. Сѣни были большія. Вдоль одной стѣны шла длинная лавка, раздѣленная на маленькія сидѣнья, вѣроятно для служительскаго сословія. Посрединѣ жандармъ снималъ въ эту минуту шинель съ вертляваго адъютанта, завитаго барашкомъ.

— Это, батюшка, крикнулъ Горшкову Гриневъ, замѣчательный офицеръ. Ихъ тутъ двое состоитъ при губернаторѣ. И такой феноменъ: одинъ глупѣе по понедѣльникамъ и четвергамъ; а другой по пятницамъ и воскресеньямъ.

— Ха, ха, ха! разразился Горшковъ.

Адъютантъ презрительно взглянувъ на студентовъ, звякнулъ саблей и отправился въ кресла

— Да что ныньче идетъ-то? спрашивалъ Телепневъ, отправляясь за Гриневымъ въ кассу.

— Ныньче комедь — первый сортъ! Материнское благословеніе или бѣдность и честь. Стрѣлкина тутъ, батюшка, такъ играетъ, что у васъ всѣ поджилки затрясутся!

Взяли билеты, по совѣту Гринева, въ четвертомъ ряду.

— Съ этого ряда, внушалъ онъ юношамъ, проходя въ кресла, начинается студенческая публика. Тутъ-то самые цѣнители и есть. А всего лучше бы въ раекъ затесаться.

Театральная зала показалась нашимъ юношамъ, очень приличной. Ложи были висячія, разрисованы разными цѣвницами и дудками и чуть ли не отдѣланы бархатомъ. Кресла, обитыя краснымъ сукномъ, съ проходомъ по срединѣ и по бокамъ. На занавѣсѣ изображался университетской дворъ съ анатомическимъ театромъ и памятникомъ, что очень понравилось Горшиову. Ложи бель-этажа были совсѣмъ открытыя; но въ первомъ ярусѣ половина ложъ, противъ сцены, раздѣлены были перегородочками съ занавѣсками, что придавало имъ видъ стойлъ. У Телепнева былъ бинокль и онъ осмотрѣлъ всю публику. Въ ложахъ было два-три помѣщичьихъ семейства, съ большимъ количествомъ дѣтей, какая-то барыня въ красной шали, все незанимательныя личности. Первый ярусъ почти весь былъ занятъ студентами, человѣкъ по семи въ ложѣ; да въ чуланчикахъ виднѣлись купеческія физіономіи и бороды съ женами въ головкахъ. Въ крайней ложѣ перваго яруса, обращенной къ сценѣ сидѣла татарка, закрытая бѣлой фатой, въ блестящей шапкѣ и въ цвѣтной тебетейкѣ. Сзади ея виднѣлась бритая голова молодого татарина въ золотой ермолкѣ. Онъ упирался на палку и бойко поглядывалъ по сторонамъ.

— Это что такое? спросилъ Телепневъ Гринева, указывая па татарскую ложу.

— А это, батюшка, татарскіе дилетанты, Богатый купецъ съ женой — Байбаковъ. Мыло варитъ, жуиръ тоже; вопреки Магомету, тянетъ водку и шампанское.

— А жена его?

— Должно быть уродъ какой-нибудь, — не видалъ. У нихъ у всѣхъ рожа, какъ тарелка, и румянятся до омерзѣнія.

Телепневъ поднялъ бинокль на раекъ. И тамъ мелькали свѣтлыя пуговицы, посреди платочковъ, сибирокъ и татарскихъ ермолокъ. Одна изъ литерныхъ ложъ, оклеенная, какими-то яркими обоями освѣщалась извнутри лампой. Впереди сидѣли двѣ дамы: брюнетка уже не первой молодости съ орлинымъ носомъ и молодая женщина съ чрезвычайно игривой физіономіей. Телепневъ довольно долго смотрѣлъ на нее Свѣтлыя волосы ея были очень шикарно взбиты. Свѣтлый цвѣтъ лица, не много вздернутый носъ, большіе бойкіе глаза, щеки съ ямочками и крупныя полуоткрытыя губы, все это вмѣстѣ давало ей очень пикантную и бросающуюся въ глаза наружность. Дама подняла руку, и на ея длинныхъ бѣлыхъ пальцахъ, безъ перчатки, можно было разглядѣть множество колецъ.

— Кто это? спросилъ Телепневъ Гринева.

— Аристократка какая-то, громко отвѣтилъ Гриневъ, они здѣсь, батюшка, всѣ и въ хвостъ, и въ голову… И Гриневъ махнулъ рукой, не договоривши фразы.