В русском жанре. Из жизни читателя

Едва ли не самым ярким и ужасным было появление в продаже спирта, ведь долгие годы спирт в магазинах продавали лишь на Крайнем Севере. И вот он возник на прилавках, без всякой предварительной рекламы, внезапно, в красивых пузырёчках, под разными названиями и национальностями: американский, французский, бельгийский, немецкий. На аккуратных этикетках помещались рекомендательные рисуночки: как, в какой пропорции разводить спирт водою, чтобы он сделался как бы водкою. Более всего процветал спирт «Royal» с белой надписью в кроваво-красной ленте. Внизу полукругом, где на приличных напитках воспроизводят медали, расположился пяток корон, стилизованных под царские, и надписи: Париж, Вена, Москва, Лондон, Осло. A traid mark аж столетний, с 1889 года, крепость 95,5 градусов и что первосортный он и хлебный. Место же производства его — Калифорния. Цена самая щадящая. И — поехало!

Через какое-то время, когда «Рояль» уже залил не только глотки, мозги и желудки, но, кажется, сами города, улицы, дома, его запретили. Но — только в городе. На селе — крестьян не жалко? — без ограничений, разводи, ребята! Но ребята, как я наблюдал три лета подряд в довольно глухом, хоть и всего километрах в ста от Саратова, без асфальта, школы и медпункта селе, и не собирались его разводить. Они пили его чистяком, разве что закусив сорванным на грядке огурцом, а то и просто запивая колодезной водой, справедливо полагая, что в животе всё перемешается. И мешалось.

* * *

Детское новогоднее представление «Волшебная хлопушка» в фойе кукольного театра началось с того, что из дверей выбежала немолодая короткая женщина в штанах и тапочках, с нарисованными на потрёпанном лице кошачьими усами и замяукала с пропитой хрипотцой. Печальный баянист (а баянисты всегда бывают или печальные, или пьяные, или пьяные и печальные одновременно) наигрывал в микрофон «В лесу родилась ёлочка». Далее, как положено, являлись чередой Снегурочка с манерами испорченной старшеклассницы, солидный неповоротливый Дед Мороз, и, наконец, гвоздь сюжета — волшебная хлопушка, исполняющая три желания. Чтобы похитить хлопушку, в круг вынеслось действительно страшное существо — худой парень в белом одновременно словно бы невестином и покойницком полупрозрачном газовом платьице, сквозь которое просвечивали волосатые жилистые руки и ноги. Это было Зло, противостоящее Добру в лице Снегурочки и Деда Мороза — Бабка Холодина. Была Бабка с жуткого, читаемого во всех чертах и жестах её, доносящегося своим эфиром до первых рядов, перепоя. Задыхаясь, свистящим шёпотом с не вытравленными шпанскими интонациями бабка посвящала детей в свои зловещие планы: украсть Снегурочку, спрятать подарки и т. д. — по ходу действия превращаясь в других персонажей — Снегурочку, доброго Кота, и стало очевидным, что перед нами настоящий, может быть даже блестяще одарённый актёр, успевший распорядиться своим даром в компании с доброй подружкой русских даровитых людей — водочкой.

Представление стремительно шло к концу, с Холодины пулями летел пот, добрый Кот совсем осип. Когда в детской толпе мы медленно двигались к выходу, я спросил у служительницы, сколько сегодня ещё будет представлений «Хлопушки». Ещё четыре!

* * *

В буфете ресторана я разговорился с чеченцем. Это было ещё до первой чеченской войны, ещё только стали долетать сведения и слухи о Дудаеве, движении за независимость и прочем. От официанток и буфетчицы я услышал о чеченцах, месяцами зачем-то живущих в гостинице без видимых дел. Один из них, молодой, крепко, даже угарно пьющий, целыми днями околачивался у буфетной стойки. Я частенько посещал этот буфет. Кавказский человек пожелал со мной познакомиться. Мы выпили. Наконец он привязался: кем работаешь? Я не очень любил отвечать на этот вопрос, но в конце концов сказал: главным редактором журнала «Волга». Секунду он молча смотрел на меня, затем бешено закричал: «Смеёшься надо мной, думаешь, нерусский, так не понимает?! Дурак я, думаешь?». Ещё секунда и, казалось, он бросится на меня. Тут вмешалась буфетчица Татьяна, подтверждая мною сказанное. Он неохотно остывал, и уже спокойно, но угрюмо сказал: «Не может быть!».

Не могло по его разумению быть, чтобы человек, занимающий такую должность, стоял бы как простой работяга в буфете, тогда как ему положено сидеть в отдельном кабинете ресторана, благосклонно угощаясь на чей-то счёт.

* * *