В саду Цветущей хижины (СИ)

Да, именно так всё и было, вспоминала Гермиона, смущённо улыбаясь. В этот момент и в её памяти промелькнули воспоминания её неоднозначных впечатлений о Блэке: как она до дрожи в теле боялась и ненавидела его и как потом во что бы то ни стало пыталась спасти ему жизнь. Как позднее была безмерно счастлива, что он так заботился о Гарри, а после вновь неустанно корила за то, что он ослушался Дамблдора и предостережений всего Ордена Феникса, рискуя их жизнями. И как однажды после всего этого, посмотрев на него совсем с другой стороны, нашла в нём не просто верного и заботливого друга, но и чрезвычайно очаровательного, проницательного, задорного и полного жизни мужчину. Эдакого своеобразного отважного рыцаря на сером гиппогрифе вместо коня, который сумел покорить её неприступное сердце.

— Я также хорошо помню, как впервые разглядел твою необыкновенную красоту, — Сириус всё глубже погрязал в глубины своих воспоминаний, затягивая за собой и Гермиону. — Моё первое Рождество после возвращения в Гриммо. Я всё думал, что это были пары чудесного вина… Всё же, наверное, всему виной были те прелестные розочки на твоей блузке.

Розочки? Гермиона бросила удивлённый взгляд на Сириуса, который с абсолютной невозмутимостью рассматривал пушистые серые облака, пока вдруг не начал тихо давиться издевательским смехом, постепенно разразившимся в его заразный лающий хохот. Девушка обиженно пихнула его в плечо, но он поймал её за руку и обнял со спины, прижавшись к ней грудью, нежным щитом прикрывая её от холода внешнего мира и жадно зарываясь носом в кучерявые волосы цвета пламени, такого же яркого, как тот, что давно пылал в его сердце.

Изящная рука мягко легла поверх ладони Блэка, такой обожаемый ласковый голос донёсся до его ушей, украдкой вытягивая его из дебрей воспоминаний и ненавязчиво выпытывая:

— Сириус, а почему эта хижина называется Цветущей?

— Потому что она во всех смыслах цветущая, — нашёптывало ей на ухо его размеренное, тёплое дыхание, согревая до самых недр души. — Изначально она предназначалась для охоты, но со временем Альфард настолько увлёкся, что захотел создать здесь особенное место. Он позаботился о том, чтобы эта хижина буквально превратилась в сказочное пристанище и переносила его в другой, лучший мир. Для этого он насадил вокруг всевозможные цветы и растения, что должны были цвести там с ранней весны и до поздней осени, чтобы, как он мне потом говорил, каждый раз, когда хижина зеленела всё гуще и пышнее, его покой и вдохновение расцветали вместе с прекрасным садом, который он развёл.

— Как красиво… — очарованно протянула Гермиона, заслушавшись очередной романтичной историей Сириуса.

— Да, позже ты сама увидишь как здесь на самом деле красиво. — Вновь обращённые в небо стальные глаза засияли мечтательными огоньками под шум протяжного вздоха: — Именно поэтому это место стало и одним из моих основных пристанищ. Я всегда тщательно берёг его ото всех и так же, как и Альфард, иногда прихожу сюда, чтобы побыть наедине, поразмышлять и лучше понять себя. Именно здесь родился мой план как помочь Гарри во время Турнира Трёх Волшебников. Здесь я наконец понял, что для меня нет ничего дороже и важнее моих близких. И именно здесь на протяжении последних трёх лет вместе с восхитительным садом несмело зарождалась, трепетно теплилась и бурно расцветала моя любовь к тебе, Гермиона.

Тихое дыхание под руками Сириуса остановилось, тонкой струной хрупкое тело напряглось в его объятиях. Неужели он сказал это? Неужели сам Сириус Блэк так просто признался ей в любви?

«Неужели он поспешил?» — запульсировали сомнения в сознании Блэка. Неужели поддался своим порывам слишком самонадеянно и переборщил? Но что сказано, то сказано, и у него больше не было пути назад.

— Я хочу показать тебе ещё кое-что, — с невероятной решимостью пробасил он, обходя Гермиону спереди.

Он запустил руку в складки расстёгнутого пальто и достал из нагрудного кармана жилетки свёрнутый платок. Взяв руку девушки, он осторожно развернул платок и вложил из него что-то крохотное и невесомое в её раскрытую ладонь. Направив палочку на таинственную крупицу, он пробормотал, «Энгоргио», и на её глазах предмет разросся в несколько раз.

— Amor ardere, — тихо произнёс Сириус название на латыни, ласково глядя в её глаза.

— «Amor» чего?.. — почти беззвучно прошептала Гермиона, тщетно пытаясь сдержать настигающее волнение.