В самой глубине

Она опустила голову на треугольник своих рук. От одеял пахло старым дымом и луком. Она подумала, что, возможно, знает ответ, пусть он и вряд ли подойдет. Он кружился вокруг нее и дразнил.

Охота

Кривоногий механик двигался с таким трудом, словно недавно вернулся из космоса. Я подумала, что он наверняка откажется назвать мне адрес, но он, похоже, не имел ничего против и написал его на клочке газеты. Даже когда я приближалась к конюшне, где мы с тобой жили, у меня не возникло того ощущения, что я была ближе, чем когда-либо, к тому, чтобы найти тебя.

Я с собакой обошла пару раз квартал, набираясь решимости. Все дома выглядели одинаково. Собака увидела белку и бросилась вдогонку. Я быстро пошла за ней и увидела нужный номер дома. Теперь отступать было некуда. Мужчина, открывший дверь, держал в обеих руках груду игрушек и стаканов, торчавших в разные стороны. У него были треугольные залысины и бисеринки пота на лбу. Ничего не спросив, он пригласил меня жестом войти. Может, у меня такое располагающее лицо? Собака влетела за мной, и нас окружили дети. Я подумала, что сейчас собака укусит кого-то из них, и нас быстро выпроводят. Барбосина! – выкрикнул кто-то из детей. Но мужчина позвал меня на кухню и закрыл дверь. Он предложил мне кофе, а затем заварил чай, совсем слабый, с большим количеством молока. Он не был похож на Маркуса. На щеках у него проступала сетка вен, а нос торчал точно утес. Он тяжело вздохнул.

В общем, посудомойка сломана уже почти неделю, сказал он. Я думаю, может, из-за трубки? И он впервые по-настоящему посмотрел на меня. У меня на одежде висела сопля, и что-то налипло на туфлю. Так вы пришли не по поводу посудомойки?

Нет, сказала я. Извините.

Ничего страшного. Вчера они тоже не пришли. Я предлагал вам кофе?

Я подняла свою кружку и сама не заметила, как выпалила одним духом:

Я знала вашего сына. Я познакомилась с ним на канале, но уже давно не видела. Я подумала, что он мог вернуться сюда. Я ищу свою мать и думаю, что он может знать, где она.

Еще до того, как я договорила, мужчина уже качал головой. Его руки мелко задрожали, как у эпилептика. Вы ошиблись. Он открыл кухонную дверь и указал в гостиную. Дети лежали щекой к щеке на полу, на их поднятых лицах мигал болезненный свет телевизора. Только один из них катался по ковру в съехавшем подгузнике, а собака нюхала его ногу. Мужчина указал на него. Его зовут Артур, в честь моего деда. Все другие девочки.

И других детей у вас нет? Постарше. Он хромал. Я непроизвольно стала изображать хромоту, но одернула себя. Я была уверена. Ну ничего. Я посвистела собаке, но ей, похоже, было не до меня. Не волнуйтесь, сказала я. Вы правы. Должно быть, я ошиблась. Не буду вас дальше беспокоить.

Я уже была почти у двери. Есть такое русское слово, которое означает «резко вставать друг за другом»: повскакать

. Даже сейчас я мысленно вскочила вслед за тобой. Я была у двери, поворачивала ручку и звала собаку, чьего имени не знала. Собака, звала я.

Вы сказали, хромал? – переспросил мужчина.

Я обернулась. Собрались все дети, сложив руки перед собой.

Да, сказала я. На левую ногу. Он подволакивал ее.

Мужчину звали Роджер, и, судя по тому, как он направлял ко мне детей с различными заданиями – стаканы воды, поджаренные хлебцы с маслом, – он хотел, чтобы я дождалась, пока вернется его жена, которую звали Лора, как он сказал. Я смотрела, как он двигался, набирая полные руки посуды, грязных подгузников, упавших игрушек – и пыталась увидеть в нем черты Маркуса. Ты помнишь, как он выглядел? Выше тебя, даже ссутулившись, темные волосы, стриженные под горшок, беспокойные глаза. Ты говорила, что у меня такие же глаза, как у него, с набрякшими веками, словно вычерченными раньше нас самих. Кто-то из детей громко сказал что-то мне под руку.

Что?

Как зовут вашу собаку? Это была девочка. Ее волосы, собранные четырьмя или пятью пучками на макушке, торчали в разные стороны. На ее платье была нарисована смущенная овечка.

У нее нет имени, сказала я и стала отчаянно соображать, как себя вести в разговоре с маленькой девочкой. А как бы ты хотела ее назвать?

Такая ответственность повергла ее в ступор, и она стояла и молчала. Другие дети принялись с готовностью предлагать варианты, перебивая друг друга. Роджер стоял у окна и смотрел на улицу. Волосы у него на затылке были чуть длинноваты. Я никогда не умела ладить с детьми, и они, похоже, это понимали, проявляя ко мне повышенное внимание. Они составили то, что считали кратким списком подходящих для собаки имен, очень длинным и состоявшим в основном из названий других животных: додо, киска, свинка. Я пыталась отвязаться от них, перемещаясь по комнате. По всем углам были рассованы игрушки вместо привычных мне бутылок алкоголя. На всех ящиках стояли замки от детей, но прятать там было нечего. Одна из девочек взяла меня за руку и держала железной хваткой, невзирая на мои попытки высвободиться. Цивета, сказала она, цивета подходит?