В самой глубине

Я ожидала, что она рассмеется или отправит меня восвояси, но ничего подобного. Я вдруг почувствовала большую усталость, словно пробежала марафон или проплыла много миль. Я не сказала ей о том, что еще начало возвращаться ко мне: капкан, самодельная удочка, стекло люка в крыше лодки под моими локтями.

И что с ним случилось? – спросила она.

Мне стало интересно, поверит ли она мне. Я и сама не была уверена, верю ли в это или просто выдумала себе что-то, что никак не могло быть правдой. Существовали законы (как то: универсальная сила притяжения между всей материей; кислород – это бесцветный газ без запаха и вкуса, жизненно важный для всех живых организмов), а то, что я предполагала, никак не вписывалось в рамки законов, как мы их понимали. Нечто, жившее в воде, настолько крупное, что оно забирало детей, убивало собак. Я задумалась – если я правильно все помнила, – было ли оно действительно реальным? Или это мы наделили его жизнью? Я не могла решить, что из этого хуже.

Я думаю, моя мать убила его, сказала я. Фиона откинулась на спинку стула, так что передние ножки поднялись от пола, и мне показалось, что она меня не слушает. Я заметила, что она прибралась в сарае, выбросила гору банок из-под фасоли, заправила постель. Мне не приходило в голову, что, пока я перебирала в памяти прежние дни, она могла заниматься тем же и тоже могла прийти к какому-то заключению. Она подтянула плечи, словно ручки сумки.

Я нуждаюсь в хорошей еде, сказала она. Завтра в обеденное время мы это решим. Я расскажу тебе, что увидела.

Река

Девочку в розовых колготках звали Гретель Уайтинг, и на следующий день она осталась с ним дотемна. Он привык к ней. К тому, как она молола всякий вздор, как убегала без предупреждения. Где огонь? – говорила она и хихикала. Часто она говорила с собой больше, чем с ним, бормоча что-то. Сумчатка, говорила она. Благоденствие. Равноденствие. У нее была дырявая целлофановая сумка, которую она называла вынос, а когда ветер стихал и было слышно реку, она подносила ладонь чашечкой к уху. Ты слышишь? Мешанина.

Я забыла, сказала она, засунув руку в карман, и достала крошащееся пирожное. Любишь такое?

Да, сказал он. Оно было мягким, пористым и замасленным от ее пальцев. Он испытывал такое облегчение от ее присутствия, что ходил за ней повсюду. Он не сознавал, насколько он был одинок, какими долгими были его дни. Он беспокоился, что она внезапно уйдет, без предупреждения, и тогда часы снова потянутся, точно годы, и его опять станут одолевать страхи. Ее волосы были заплетены в неровную косу, торчавшую из-за воротника, отчего он решил, что она живет с кем-то.

Где твои родители? – спросил он.

Моя мама морская леди, сказала она. У нее плавники вместо ног и жабры. Она резвится в воде.

Что это значит?

Это значит, что она русалка.

Это неправда, сказал он, хотя без особой уверенности.

Ладно, идем сюда. Она выглядит как ты и я, сказала она. Она может дышать под водой; она знает все до последнего слова в мире, она археолог и вивисектор, и всеобщая знаменитость. Я ее зову доктор или С. А она меня зовет Эль или Гензель, хотя не говорит почему. Она может прорыть весь мир насквозь и много раз так делала, ей не нужно спать, она умеет глотать животных целиком, она говорит, что она беглянка, но на самом деле она наместница-кудесница, и прехорошая. Гретель перевела дыхание. А также, сказала она, она умеет реально вкусно готовить.

Он медленно шел за ней. Он слышал, как течет река. Он меньше доверял ей, когда не видел. Словно она могла забраться на сушу, как если бы земля была просто лестницей. Гретель влезла на поваленный холодильник. Кепка сползала ей на глаза, лохматый шарф закрывал пол-лица. Наполз туман, окутав ее лицо и срезав часть тела. Вещи выплывали из тумана, словно перемещаясь, оказывались там, где их не ожидали. Ему хотелось больше расспросить ее о матери, обо всем, что она наговорила про нее, ложного и правдивого, но только он хотел спросить…

Вон там, сказала она. Указывая куда-то. Вершки и корешки. Они там.

Она не шла, а перескакивала с одного места на другое. Он шел на ее голос, звавший его. Ей, похоже, нравилось его имя. Она расчленяла его на отдельные слоги: Мар-ку-с. И придумывала прозвища: Мари, Каркас, Рама. Поравнявшись с ней, он увидел у нее в руках какую-то штуковину из проволоки. Она раскрыла ее шире.

Что это такое?

Она ничего не ответила. Нужно найти их все, сказала она. Это были капканы, внутри которых были по большей части полевые мыши, пара жаб доисторического вида и крупные нутрии, похожие на крыс и не внушавшие ему симпатии. Большинство из них она отпускала, и они неуклюже уползали. А дохлых зверушек она брала с собой. Ему она дала маленькую, но упитанную мышь, и он положил ее в карман и попробовал забыть о ней. Собрав все капканы, девочка принялась снова расставлять их, кладя в них обрезки мяса и колбасную кожуру, при виде которых он опять почувствовал голод.