В середине века

Они со смехом схватили пакет с картошкой. Зина носилась из угла в угол, она включила плитку, достала соль и масло. На спираль поставили жестяную банку из-под томата, отлично заменявшую кастрюлю. Вода уже собиралась закипеть, когда дверь на лестницу открылась и на пороге появился Подрубаев.

Если бы в нашу комнатушку ворвался Змей Горыныч, он произвел бы на моих девчат меньшее впечатление. Они вскрикнули, побледнели и окаменели. Они глядели на него круглыми газами — я сразу понял, что они знают о его сегодняшнем докладе. Злой, настороженный, Подрубаев медленно приближался. Пока он шел, я лихорадочно обдумывал, чем его появление грозит Зине и Вале. Они были вдвоем, следовательно, приписать интимную связь со мной не удастся. Зато в самой страшной — духовной — связи с заключенным он вполне сумеет их обвинить. А за это обычно выгоняют из комсомола и дают «двадцать четыре часа» — немедленную высылку.

— Это еще что за куховарство? — спросил он лаборанток, переводя с одной на другую недобрые глаза. — Кто вам разрешил остаться в нерабочее время?

За девушек поспешил ответить я:

— Все в порядке, гражданин начальник. — Я не мог назвать его сегодня обычным обращением Василий Федорович. — Я задержал девчат, чтобы они заполнили рабочие журналы. Записи сделаны, и лаборантки уже собирались уходить. А картошку варю я, надо же отметить праздник…

Он слушал меня с недоверием. Он хмуро следил, как девушки торопливо одеваются. Сам он даже не расстегнул шубы, хотя в комнате было жарко — нас подогревала через стену обжиговая печь.

— В другой раз чтоб этого не было, — сурово сказал он мне и лаборанткам. — Идите домой и помните, что здесь производство, а не гулянки.

Девушки не ответили. Первой выбежала Зина, за ней поспешила более медлительная Валя. Я запер за ними дверь. Подрубаев кивнул на другую дверь, через которую он вошел:

— Эту тоже! Надо побеседовать без помех.

Я повернул ключ и во второй двери. Лицо Подрубаева вдруг стало меняться, злые складки на щеках распрямились, глаза подобрели. Передо мной стоял тот человек, которого я знал до этого дня.

Только теперь он расстегнул свою тяжелую шубу — вытащил из одного кармана бутылку шампанского, из другого — завернутый в бумагу пирог. Бутылку и пирог он разместил на столе, а рядом положил наполовину использованную рабочую карточку вольнонаемного — талоны на сахар и масло. После этого он крепко потряс мою руку обеими руками.

— С праздником, Сергей! От души желаю, чтоб на двадцать восьмом году революции ты наконец получил свободу. Следующий Октябрь встретим у меня дома. Мы с женой отоварили по литеру две бутылки шампанского, так что эту можешь спокойно… А пирог жена испекла для тебя, вы незнакомы, но это ничего, я ей говорил о тебе — видишь, тонкий, чтобы незаметно в кармане… Ну, я пойду, дома заждались, я ведь полтора часа после заседания пережидал в кабинете, пока уберутся. Народ всякий, сам понимашь.

— Возьмите у меня деньги, — сказал я, доставая кошелек.

Он с упреком посмотрел на меня.

— Зачем ты меня обижаешь? Я же от души! Жена тоже передает привет. Я вас потом познакомлю, она такая сердечная!.. Ну, извини, я пошел.

Он с осторожной торопливостью спустился по темной лестнице, а я возвратился в свой кабинетик. Прежде всего я выставил на холод бутылку шампанского, потом вызвал вахту лагеря. По телефону не видно, заключенный ты или «вольняшка», и временами мы этим пользовались. Я постарался, чтоб мой высокий, «неубедительный», как утверждали приятели, голос звучал на этот раз медленно и низко — охрана, как и большинство людей на земле, уважала басы, а не тенора.

— Старший дежурный по вахте старшина Семенов слушает, — отрапортовал в трубке быстрый голос. Сразу было понятно — служака, молодой, всеми силами выставляющийся парень.

— Кто, Семенов? — прорычал я. — Ага, Семенов! Значит так, Семенов. Пошли немедленно стрелочка в пятнадцатый барак и извлеки оттуда сукина сына Никитина, механика плавильного цеха. На ватер-жакете авария, надо его сюда. Никитина знаешь, Семенов?

— Так точно, товарищ начальник! — отбарабанил старший дежурный. — Никитина знаю. Сам пойду для верности. А куда доставить зека Никитина?

— Куда? М-да… надо подумать. Я-то ухожу домой, гости ждут. Вот что, Семенов. Доставишь зека Никитина в лабораторию теплоконтроля и сдашь под расписку начальнику лаборатории. За срочность доставки отвечаешь лично. Ясно?

— Ясно, товарищ начальник! Простите, товарищ начальник, с кем я разговариваю?

— Не ожидал, Семенов, — прохрипел я утробно. — Кого-кого, а меня ты должен узнавать по голосу. Фамилию-то я могу назвать всякую — соображаешь?

— Правильно, товарищ начальник! Сообразил. Будет исполнено, товарищ начальник!