— Помнишь, как в Норильске мы отмечали освобождение из лагеря? Ты тогда дважды попадал пробкой от шампанского в указанные тебе точки на потолке. Разбей пробками эти лампочки. Штрафы плачу я.
— Раньше подвыпившие купчики били зеркала, — съязвил я.
— Бить зеркала — к несчастью, — строго возразил он. — Я человек современной индустриальной культуры и верю в нехорошие приметы. Электролампочка в каталогах научного суеверия не значится. Бей, говорю тебе!
Я аккуратно установил первую бутылку на нужное место и ослабил пробку. Когда она сама поползла наверх, я снял руки со стола и безмятежно откинулся на стуле. На звон разлетевшейся вдребезги лампочки прибежала рассерженная официантка.
— Несчастная случайность, — объявил сияющий Прохоров. — Не сердитесь, девушка.
— Вот я позову милиционера, и он установит, случайность или безобразие, — пригрозила официантка.
— Правильно, зовите, надо призывать к порядку зарвавшееся хулиганье, — сказал я. — Но учтите, девушка, этот наглый тип, — я сурово ткнул пальцем в ухмылявшегося друга, — сегодня платит вдесятеро за каждое повреждение, которое нанесет ресторану. У него наступило время тратить деньги, надо этим воспользоваться. И скажите шефу, чтобы шашлык был такой, какого и в «Арагви» не готовят.
— Не разбивайте больше лампочек, — попросила официантка.
Шашлык поспел к моменту, когда и вторая лампочка разлетелась на осколки. Официантка уже не сердилась, а улыбалась. Она только сказала:
— Учтите, ребята, запасных лампочек сегодня мне не достать. Если третью уничтожите, будете есть в темноте.
Мы учли ее угрозу и разнесли последнюю лампочку, когда покончили с шашлыком. Официантка проводила нас до выхода и пожелала, чтобы мы приходили почаще, ей нравятся веселые люди.
Когда мы, выйдя из парка, зашагали к метро, Прохоров задумался. Мне показалось, что он не угомонился и обдумывает новую каверзу. Но он сказал со вздохом:
— Завтра выхожу на работу. Предлагают ответственную должность в главке, а там у них такие порядки, столько технического старья — разгребать и разгребать эти авдеевы конюшни, как — помнишь? — выражался у нас начальник культурно-воспитательной части. Надо выводить главк на уровень современной техники. Все время думаю только об этом.
— Все же не все время, — не поверил я. Он удивленно посмотрел на меня. Он не понял, почему я возражаю.
Под знаком Водолея
Ударная бригада инженеров-землекопов постепенно таяла. Двух или трех вызвали в Москву на переследствие — не то освобождать, не то добавить срок заключения, случалось и то и другое. Нескольких «доходных» старичков устроили в «лагерные придурки», то есть перевели служить в конторы лагеря или строительства. Стали направлять и на работу, как-то отвечающую специальности. Первым таким счастливцем стал, я уже говорил, Александр Иванович Эйсмонт: он прочно засел в Норильскснабе. Вскоре дошла очередь и до моего друга Александра Прохорова: в Норильск с каждым пароходом приходило энергооборудование, там было и то, которое он до ареста закупал в Соединенных Штатах. Без настоящего знатока электрических машин нельзя было даже рассортировать их, не говоря уже о грамотной эксплуатации.
Среди изъятых из бригады Потапова был и другой энергетик — Михаил Петренко. И перемещение его с общих работ в тепло произошло так своеобразно, что стало на время важной темой для лагерного трепа. Петренко жил в соседнем бараке. Вечером мы с Сашей Прохоровым пошли выслушать из первых уст историю его внезапного возвышения.
Не могу сказать, что я хорошо знал Петренко. Его никто хорошо не знал. Широкоплечий, красивый, на голову выше меня, насмешливый и резкий, он держался особняком. Появившись в лагере, он сказал Прохорову, что надеется на скорое освобождение: таких, как он, либо сразу расстреливают, либо держат в заключении только для видимости. Но его не расстреляли — значит, освободят досрочно, то есть не больше чем через два-три года. Он, мы знали это, был из молодых специалистов, которые во второй половине 30-х, когда тюремная эпидемия радикально чистила начальственные кабинеты, быстро взбирались по служебной лестнице. За несколько лет он пробежал ступеньки от рядового инженера до начальника не то главка, не то управления энергооборудования в Наркомтяжпроме. И быть бы ему в самой скорой скорости замнаркома, если бы не чьи-то доносы.
Петренко сидел на скамье у стола, а вокруг — на той же скамье и на нарах — разместились слушатели. Мы с Прохоровым тоже уселись на нары. Петренко с воодушевлением разглагольствовал: