В широком прокате

Единственным спасением было то, что съёмочный период приближался к своему завершению, а значит, необходимость так часто взаимодействовать друг с другом вскоре должна была отпасть. Но в то же время все до мурашек страшились окончания съёмок. Так мы хотя бы работали, были заняты творческим процессом. А во время постпродакшна большинство из нас будет вынуждено страдать от безделья, как в самом начале. И пусть период монтажа не должен был занять так уж много времени, потому что Дэвид с видеоинженерами начал сборку фильма почти сразу после старта съёмок; всё же вопрос, чем себя отвлечь в монтажно-тонировочный период, постоянно витал в воздухе, от дефицита которого, кстати сказать, мы и становились всё раздражительнее.

Глава 18

Крайний съёмочный день состоялся в конце июля.

Обычно финал съёмок ознаменован ореолом трогательной меланхолии: ты прощаешься с командой, с грустью осознавая, что нескоро увидишь людей, с которыми жил и работал недели и месяцы напролёт и успел сродниться; прощаешься с распорядком, которому столько следовал, с локациями, со своим персонажем и работой над ним. Тебя обуревают двоякие чувства: с одной стороны, ты жаждешь отдыха и покоя; с другой, всем сердцем хочешь, чтобы съёмочный процесс не заканчивался, потому что привык к такому образу жизни.

Здесь ничего подобного не наблюдалось. Мы знали, что остаёмся в этом месте ещё надолго, окружение наше с окончанием продакшна никоим образом не менялось. К тому же могли произойти пересъёмки, если бы материала не хватало или Дэвиду взбрело бы в голову что-то переиначить в фильме, и, соответственно, мы имели все шансы продолжить дело, ради которого нас похитили.

Но, чтобы как-то отметить достижение очередной вехи в производстве нашего творения, Анри Дюваль выклянчил у Смит выпивку, и вечером, по окончании смены, мы собрались там, где по обыкновению происходили наши вечеринки. На этот раз алкоголя было значительно больше, чем в День рождения Штильмана, и выбор на одном шампанском не ограничивался: похитители даровали нам несколько ящиков с красным и белым вином, виски и водкой.

Я редко испытывала тягу к тому, чтобы напиться до беспамятства, но сегодня моя жажда забыться была велика, как никогда. Заливая в себя водку рюмку за рюмкой, я лениво слушала восторженные речи Лолы Андерсон, которая с самого начала намеренно уселась рядом.

– Элизабет, ты – достойнейшая из достойных, – повиснув у меня на плече, сценаристка рассыпалась в комплиментах. – Они все хороши, – она указала на актёров, – но ты превзошла мои ожидания. Я благодарна тебе за то, как ты обошлась с моими идеями. Ты такая смелая, и у тебя поразительный актёрский диапазон.

Периодически кивая в ответ на её бесконечную оду в мою честь и безуспешно вклинивая фразы вроде «без таких бесподобных сценариев, как твой, я ничего не значу», я тоскливо отмечала про себя, что ни капли не радуюсь этим похвалам.

– Что нам делать дальше? – спросила я Лолу, когда в её речи наконец образовалась пауза.

– Дальше? – не поняла она.

– Мы же здесь скоро сдохнем от скуки, – настроение моё становилось всё мрачнее.

– Придётся потерпеть, – беззаботно ответила Андерсон. – Зато потом…

– А что потом? – свирепо прорычала я. – Знаешь, какой Элизабет Грант уедет отсюда?

– Нет.

– Потерявшей друзей, потерявшей себя, растворившейся в работе, но зато оправдавшей надежды создателей фильма, сыгравшей, возможно, свою лучшую роль. И хуже всего то, что, когда люди увидят этот фильм, для многих из них моя жертва ничего не будет значить. Зачем мы всё это делаем?

– Затем, что мы не можем по-другому.

– Я так хочу быть нормальной, быть, как все, – хмельной дурман ослаблял моё тело, и я обессиленно опустила голову на руки, уперев их о стол. – Большинство людей – свободные, потому что у них нет мыслей, будто они должны сотворить что-то невероятное, иначе их существование будет бессмысленно. Они просто живут и наслаждаются этим. А я не могу, как они. Какая-то сила внутри постоянно подталкивает к тому, чтобы успеть как можно больше. Почему я никак не могу избавиться от этого груза?

– Ты с ума сошла? – возмутилась Андерсон. – Тебе так повезло, а ты этого не осознаёшь. У тебя мятежная душа. Только человек с подобным качеством будет искать и, в конце концов, находить. Только такие люди совершают перемены.

– Но я хочу быть обычной.

– Хочешь – перехочешь.

Я с усилием подняла отяжелевшую голову и взглянула в лицо женщине. Выражение на нём было серьёзным и бесстрастным.

– И на твоём месте, – продолжила она, – я бы сейчас не плакала о потерях, а попыталась бы хоть как-то всё исправить. И начала бы с примирения с подругой. Глядишь, она бы помогла тебе разобраться в твоих внутренних противоречиях лучше, чем кто-либо. Хотя бы потому, что она знает тебя дольше.

– Я не подхожу к ней не потому, что мне не позволяет гордость. И не потому, что обижена. А потому, что осознаю, как сильно провинилась перед ней, и понятия не имею, как это исправить.