В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту

Я хотела, чтобы сын научился ценить упорство, и учила его различным фокусам для освоения которых необходимо было тренироваться часы напролет. В этом было нечто, что я была не в состоянии сделать за него: нужно было научиться воспроизводить иллюзии убедительно, без помощи взрослых. Вознаграждение в виде искреннего восхищения и аплодисментов по-настоящему изумленного взрослого так пришлось ему по душе, что он трудился с особенным рвением.

Поэтому, пожалуй, было неудивительно, что наш любопытный, отважный и смелый сын летом, когда ему было пять лет, сломал руку. Он прыгнул с самой высокой горки на игровой площадке, приземлившись прямиком на левое предплечье. Так как упал он на мягкую землю, то удара почти не было слышно. Он немного поплакал, после чего вытер слезы и перестал обращать на это внимание. Упав, он сломал локоть левой руки. Он так незначительно отреагировал, что следующие несколько дней я даже и предположить не могла, что рука может быть сломана. Я была уверена, что это просто ушиб, и никаких действий не предпринимала. Хотя он и старался ее лишний раз не поворачивать и морщился, когда случайно ее касался, он все равно пошел в субботу на свои занятия по плаванию и по карате. На следующей неделе во время планового приема у педиатра я как бы между прочим упомянула про его падение.

«На прошлой неделе он упал и довольно сильно ударился на детской площадке, два дня жаловался, но никаких поводов для беспокойства не подавал. А еще у него высыпания, когда он съедает слишком много красного красителя», – сказала я, вспомнив, как совсем недавно стала свидетелем последствий злоупотребления клубничного «Несквика».

Он не сводил с меня взгляда, вращая левым локтем Уолта, отчего тот морщился, и мрачно кивая головой. «Дело серьезное», – заключил он, взглянув на меня искоса, будто упрекал: «Как вы могли этого не заметить?» Он посмотрел на часы и поспешил отвести в рентгенологию, чтобы успеть сделать снимок до закрытия отделения.

Я была совершенно слепа относительно серьезности его травмы. Почему?

Я просто не могла быть объективной, когда это касалось его. Мне хотелось, чтобы с ним было все в порядке, так что видела все сквозь призму собственных ожиданий. Плакал он недолго. Дети плачут гораздо сильнее и безудержно, когда ломают руки, это я знала наверняка. На следующий день ему было лучше, а уже на второй день он почти про это не говорил. С переломами, вроде как, обычно все происходит иначе. Разве ему не должно было быть больнее и разве боль не должна была длиться дольше? Я предпочитала уделять внимание информации, которая согласовывалась с моим убеждением, игнорируя при этом ту информацию, что ставила под сомнение. Это был классический пример человеческой склонности к подтверждению своей точки зрения (

так называемый confrmationbias). Я не хотела, чтобы с ним было что-то не так, и это мое желание напрямую отразилось на моем восприятии ситуации. У меня изначально были определенные ожидания, которые не позволили мне провести объективное наблюдение и признать правду такой, какой она была на самом деле. Я могла видеть ее лишь такой, какой хотела увидеть.

Когда я посмотрела на рентгеновский снимок, мне стало стыдно. Я не позволяла себе осознать реальность его боли.

Врач принес временный гипсовый материал и повязку. Он намочил гипс, который должен был затвердеть и зафиксировать сломанную кость, а затем обернул его гибкой шиной. Гипс должен был оставаться на месте, пока он не придет на прием к хирургу-ортопеду. Пока Уолт терпеливо держал свою руку на месте, я объяснила ему, что врач нашел у него в кости перелом.

«Она сломана?» – удивленно посмотрел он на нее.

«Судя по всему», – я показала ему тоненькую трещину на рентгеновском снимке и отколовшийся при падении кусочек кости.

«И это поможет?» – показал он на гипс.

«Да, он удержит кость на месте, пока твое тело само себя не залечит, – объяснила я, а затем, желая дать ему понять, насколько невероятно волшебным и выносливым является человеческий организм, добавила: – А самое удивительное то, что когда все заживет, то это будет самая крепкая часть твоей руки, потому что на месте перелома образуется новая, более крепкая кость». Я сделала паузу и посмотрела на него, пытаясь разглядеть в его глазах понимание.

«Покажешь еще раз, где она сломана?» – попросил он.

«Видишь эту линию на снимке? Увидев это тоненькую тень, врач понял, что у тебя перелом. Снаружи это не было понятно, – признала я собственный недосмотр. – Нужно посмотреть глубоко внутрь, чтобы увидеть перелом. Только поняв, что он случился, мы можем начать лечение. Если этого не сделать, то он должным образом не заживет».

Его педиатр посмотрел на меня искоса, явно понимая, что я говорю больше не про его сломанную руку.