В степях Триданторы

– Ваша фамилия…начинается на букву В, так?

– С какой целью вы спрашиваете? – Осведомился Алик.

– Не важно.

– В таком случае, не имеет значения и первая буква нашей фамилии, – тоже, подумав, ответил Алик. Тоня снова еле сдержала смех, Кумар, с интересом покосившись на неё, обернулся к Алику и невозмутимо продолжил.

– Итак, первая буква В, последняя – Ш, а по средине, нечто антрорское, не имеет, как ты выразился, значения… Всё обстоит именно так, и я не могу ошибаться, потому как… – тут он снова окинул оценивающим взглядом ребят и окончил: «Потому как, только тупой антрорец не отличит варга-шева, от орра, да и от себя самого, это так».

Тоня с Аликом переглянулись, но в лицах друг друга прочли совершенное непонимание услышанного, и Кумар, прекрасно осознав это, снова усмехнулся: получалось это у него как-то всей фигурой, словно усмешка на губах была лишь завершительной частью чего-то, идущего из самых недр его туманного естества.

– Вы хорошие ребята, – сказал он, голос его был тоже словно туманным, и вкупе с улыбкой вызывал чувство той самой тоскливой тревоги, если не жути. Тоне даже подумалось, что так, бывает, чувствуешь себя поздней осенью, когда туманы лежат на улицах, и промозгло посвистывает ветерок; на ум тогда приходят мысли унылые, как мокрые сороки, и это, в общем, ужасно. Наверно, нечто подобное подумал и Алик, потому что Кумар, подобрав подол своего плаща, вдруг насмешливо вздохнул:

– О, да, всё это ужасно, ребятки, но, как говорится, у каждого своё ремесло… Я к вам, между прочим, по делу… Отойдём?

– А стоит ли? – Настороженно спросил Алик, Тоня, в знак согласия с братом, кивнула, так, правда, чтоб не сильно обидеть и Кумара, но тот, как видно, обижаться не привык, и, всё не упуская лёгкой усмешки со своего странного лица, шёпотом повторил:

– А всё же, отойдёмте, друзья, в сторонку, толчея, понимаете ли. Разговаривать не так уж удобно… – И с этими словами, не давая ни мгновения на возражения, взял Тоню и Алика за руки и повёл куда-то прямиком сквозь толпу: было ощущение, что это люди вдруг сделались туманом, утеряв всякую плотность и значимость, а Кумар, напротив, обрёл и то, и другое, и шагал уверенно, словно настоящий человек. Даже плащ и шляпа его были теперь не зыбкими, а сделанными из настоящей ткани, синие, пронизанные нитями серебристого люрекса. Тоне даже показалось на миг, что за руку её держит волшебник: в Западной части страны, откуда приходили большинство необычных учителей, водились такие личности, и об этом им с Аликом тоже в своё время рассказывала мама, да и – кто об этом не знал? Правда, Алик, наверное бы, возразил, что волшебников давно уже нет, и остались, разве что, шарлатаны, вроде сегодняшнего старика, который явно свои овощи как-то хитро достаёт из широких рукавов, или, кто там его ещё знает как, по крайней мере, манером отнюдь не волшебным, хоть и ловким, и достойным изучения.

Нечто подобное он и высказал, когда таинственное шествие сквозь толпу завершилось (остановкой) около платанов, но не тех, где скрывались музыканты, а противоположных им, т.е. на другом конце площади. Здесь было и тише, и спокойней, и холоднее; двое жандармов испытующе оглядели ребят, – кажется, их спутника они не замечали, – и удалились туда, где было бы удобнее наблюдать за ходом праздника. Человек в шляпе проводил их задумчивым взглядом, затем, обернувшись к Алику, с улыбкой ответил:

– Сколько я помню ваше племя, вы никогда не верили в волшебство, только в дружбу, собственно об этом… – тут он резко осёкся, видимо, не желая продолжать начатое при подошедшем, которым оказался тот самый старик-шарлатан, теперь довольно взмокший, с испариной на лиловой залысине и круглыми, будто от потрясения, глазами. Он обмакивал виски шёлковым платочком, дышал с хрипотцой, и, небрежно полукивнув ребятам, сразу обратился к Кумару; речь его была сбивчивой и неудобной для понимания, Тоня даже шепнула на ухо брату свои предположения относительно зловещего сговора, на что Алик хмыкнул и так же шёпотом ответил:

– Вряд ли, он просто напуган до безумия…слышишь?

Старик почти кричал, сам того не замечая:

– Надо идти, идти, идти! Ты понимаешь вообще, кто они такие?! Нет, ничего ты не понимаешь, пустая твоя голова! Да меня же, да я же…за что я тебе вообще платил?! За…вот это? – Тут он дёрнулся, как в припадке, указывая на ребят сведённой от судороги рукой, и ни Алику, ни Тоне, это, разумеется, не понравилось.

– С вашего позволения, – сказал Алик, – разрешите откланяться. – Тоня поддержала его громогласным «да», и оба они, взявшись за руки, уже развернулись, чтобы уйти, но Кумар, с преспокойной улыбкой наблюдавший всё происходившее, теперь с не менее безмятежным видом преградил им дорогу и сказал: